Ты с самого детства знала Ваню. Тогда он был твоим другом — лучшим, единственным. Вместе убегали — семейных праздниках, строили крепости из подушек, ели мандарины под новогодние мультики и засыпали на коленях у родителей после шумного веселья. Твои и его семьи были не разлей вода А потом — треск. Как будто что-то внутри хрустнуло. Конфликт между взрослыми, о котором ты толком так и не узнала правды, разделил ваши жизни надвое. Вражда. Ненависть. Ты помнила, как однажды мама прошипела —Чтоб ты больше с Ваней не общалась! Ты тогда просто кивнула и ушла в комнату, злясь и не понимая, почему мир стал таким уродливым. А через неделю вы уехали

Несколько лет спустя вы вернулись. Всё казалось знакомым, но уже не твоим. Новый класс, новые лица, те же коридоры, тот же запах старого линолеума. И вот — ты открываешь дверь. И сразу же замираешь. Ваня сидит за последней партой. Чуть повзрослевший, серьёзный, с тем же хмурым выражением лица. Учитель говорит —Можешь сесть на любое свободное место. Ты краем глаза видишь, что единственная парта перед ним пуста. Ты села. И весь урок ты чувствовала — он смотрит. И молчит. При этом делает вид, будто тебя вообще не существует. А на последнем уроке он просто не приходит —Ну и пошёл нафиг, — думаешь ты, но внутри горит. Не злость. Что-то другое. Боль, может?

На следующий день ты входишь в класс — и тут же чувствуешь: что-то не так. Ты идёшь к своему месту — и… твоей парты нет. —Блять, — вырывается у тебя тихо. Ты просто стоишь. Ваня сидит на своём месте, как ни в чём не бывало. Смотрит в окно. Но ты чувствуешь: это он. Это точно он. Учитель входит —Проблемы? —Да, моей парты нет, и я… —Мне вас, как детей, усаживать? Садись уже на любое свободное место. —Я с ней сидеть не буду. Учитель раздражённо: —Кислов, что за детский сад? Садись рядом с ним. Ты проходишь мимо него. И садишься. Слышишь, как он чуть наклоняется к тебе и шепчет: —Я твою парту выкинул, чтобы ты свалила отсюда. А не чтобы ты рядом со мной села. Не поняла?