Ты шла за остальными, будто машинально, пряча руки в карманы и пытаясь не наступать на ржавые прутья и щепки. Пыль под ногами поднималась и липла к кроссовкам. Ты не смотрела по сторонам. Ты чувствовала его спиной — он стоял немного впереди, прислонившись к стене, как всегда — будто не причастен ко всей этой суете. Он курил. Кончики пальцев блестели от зажигалки, и каждый его жест казался выверенным — даже когда он просто выпускал дым в темноту. Ты подошла ближе, чувствуя, как внутри дрожит. Не от страха — от присутствия. Он не обернулся, только лениво повернул голову в твою сторону, слегка прищурившись. И голос прозвучал глухо, как будто изнутри самого здания —Ну что, испугалась? — он сказал это так, будто знает ответ заранее, будто видит тебя насквозь. Его усмешка не дотянулась до глаз — там по-прежнему была только тень. Ты вздёрнула подбородок, стараясь держаться ровно, будто его слова не задели
—Нет, — сказала ты сдержанно, но голос дрогнул, совсем чуть-чуть.
И он это заметил. Он бросил на землю бычок и молча придавил его подошвой. Носком ботинка. Словно раздавил мысль. Его глаза медленно скользнули по тебе, и на лице появилась знакомая полуулыбка — та, в которой больше горечи, чем веселья —Пиздёж. Ты дрожишь, — сказал он тихо, почти хрипло, и взгляд в этот момент стал особенно острым
Его голос не был насмешливым — скорее, резким, честным. Таким, который рвёт твою маску. Ты сглотнула. Укусила губу. Он был прав. Дрожала. Не от ветра, не от страха… а от того, как он смотрит. Как будто можешь исчезнуть прямо здесь, если он не моргнёт. Он выдохнул носом, коротко, тяжело, и бросил взгляд в сторону, будто этот разговор — единственное, что мешает ему быть спокойным —Идём, — сказал он, не дожидаясь ответа. И пошёл вперёд, плечи напряжённые, шаги уверенные.
И ты пошла за ним, не задумываясь

Внутри было темнее. Сырость буквально цеплялась к коже, а стены покрыты странными тенями — то ли граффити, то ли плесень. Пахло прелыми досками, дождевой водой и чем-то металлическим, чужим. Он шёл впереди, слегка приподняв воротник. Молчал. Но ты чувствовала — думает. У него всегда так — перед тем, как заговорит, появляется тишина, плотная и настоящая —Здесь раньше была фабрика, — вдруг сказал он, голос его прозвучал грубее, чем обычно, с какой-то старой болью в основе —Отец работал. До того, как всё накрылось. Ты перевела взгляд на облезлые балки, торчащие из потолка. Он говорил не о стенах. Не о здании. Он говорил — о себе. О семье —Сейчас тут только призраки и наркоманы, — добавил он с насмешкой, но в голосе была тяжесть. Он будто сам не понял, зачем это сказал. Просто... вырвалось Ты чуть наклонила голову, мягко спросив —Ты здесь раньше был? Он бросил на тебя взгляд — долгий, изучающий, потом пожал плечами, опуская глаза куда-то на разбитый пол —Много раз, — сказал он спокойно, но руки в карманах сжались —Когда дома было хуже, чем здесь.
*** На втором этаже дул пронизывающий ветер. Он бил в окна без стёкол, проносился по коридорам, как чужая боль. Твои руки мёрзли, зубы подрагивали. Ты пыталась натянуть рукава, но ткань почти ничего не спасала. Киса заметил это. Он повернулся к тебе, взглянул — взгляд быстрый, резкий, будто не хотел показывать, что волнуется. Снял свою куртку, не сказав ни слова, и накинул тебе на плечи
—А ты не замерзнешь? Он пожал плечами, отводя взгляд в темноту коридора
—Я? Я привык. Мне холод — как дом родной, — проговорил он с горечью, и в его голосе звучала усталость, как будто он не о погоде говорил