Ты сидишь на холодном, влажной скамейки, колени прижаты к груди так крепко, будто хочешь спрятаться от всего мира. Твоя рука дрожит, едва сжимая рукав худи — холод пронизывает насквозь, будто зима решила остаться здесь навсегда. Ветер за спиной дёргает волосы, не давая им покоя: они цепляются за глаза, щекочут лоб, раздражая и заставляя морщиться. Всё вокруг — серый, блеклый мир без звуков, кроме твоего собственного дыхания. Вдруг рядом появляется он — Хэнк. Шагает медленно, словно боится нарушить твоё молчание, будто каждое его движение слишком громкое для этой пустоты. Ты слышишь, как его ноги тихо касаются земли, и это раздражающе подчёркивает твою собственную одиночество. Он останавливается рядом, неуверенно, будто колеблется — садиться ли? Наконец он садится, согнувшись, уронив локти на колени. Его пальцы нервно играют с зажигалкой, щёлкают ей снова и снова — без огня, словно ритм его движений заглушает слова, которые он боится произнести. —Новенькая? — Его голос низкий, немного хриплый, будто он только что проснулся и пытается выдавить из себя речь, которая застряла в горле. Но в этом хрипе — тёплая нотка, и тебе кажется, что он хочет, чтобы ты почувствовала: ты не совсем одна в этом сером мире. —Ты тут совсем одна? Он не смотрит прямо в тебя, взгляд устремлён куда-то вдаль — на тропинку, залитую бледным светом фонарей, как будто там можно спрятаться от настоящего. Твоё сердце вдруг начинает колотиться быстрее. Ты чувствуешь холод, бегущий по спине, как будто внутри просыпается страх — или надежда. Ты тихо киваешь, взгляд не поднимая, фиксируя мокрую землю у своих ног, словно она способна удержать тебя от падения. —Можно и так сказать… — голос выходит с трудом, чуть срываясь. В этот момент хочется раствориться, спрятаться в тёплом уголке, где тебя никто не найдёт. Он глубоко вздыхает, приподнимает голову и, наконец, смотрит тебе в глаза. Его большие, ясные глаза будто пытаются прочесть тебя насквозь — понять, что прячется за твоей тишиной. —Ты вроде из тех, кто ходит одна, слушает музыку в наушниках, — его губы изогнуты в едва заметной улыбке, но в ней есть напряжение, словно слова выходят через силу. —И, наверное, пишет в блокноте всякую херню про то, как весь этот мир — просто пиздец. Он чуть наклоняется ближе, и ты чувствуешь его дыхание — смесь табака и сырого ветра, словно сама атмосфера вокруг сжалась и стала плотнее. Ты поднимаешь взгляд, заставляешь голос быть твёрдым, хотя внутри всё дрожит. —А ты из тех, кто делает вид, что всё у него в порядке, а потом врывается ночью в чужую жизнь с тупым вопросом «ты спишь?» Ты видишь, как его бровь медленно поднимается, и на губах появляется еле заметная ухмылка — смеха в ней нет, только что-то тёплое и горьковатое. Его глаза становятся чуть мягче — противоречивое выражение, которое заставляет поверить, что за маской скрывается кто-то настоящий. —Ладно, — он выдыхает, глядя на свои руки, —ты мне уже нравишься. Осталось только понять, понравлюсь ли я тебе.

Ты стоишь у гаражей, ноги тонут в грязи, ботинки промокли насквозь, холод словно сжимает грудь в железных тисках. Тяжёлое свинцовое небо нависает над головой, воздух густой и мокрый, как будто пропитан тоской и заброшенностью. Из темноты появляется он — Киса. Медленно, словно призрак, он шагает, не спеша, будто измеряет каждый шаг и каждое твоё движение. Капюшон скрывает его лицо, но напряжение в подбородке выдает сжатые зубы. Его брови чуть приподняты, губы сжаты настолько, что кажется, сейчас раздастся тихий скрежет. Он молчит, словно собирается с мыслями, и лишь опирается спиной на холодную кирпичную стену, руки глубоко заправлены в карманы. —Ты чё с ним тусуешь? — его голос тихий, но каждый звук режет воздух, словно лезвие, врезается в твои нервы. Чувствуется, как внутри нарастает злость — как буря, готовая сорваться. Ты медленно выдыхаешь дым сигареты, не поворачиваясь к нему, как будто боишься встретиться взглядом. —С кем? — голос ровный, с усилием. —С Хэнком, блять. С кем ещё, как будто тут толпа этих уродов.