Сердце стучало в ушах гулко, ломая ритм дыхания. В животе всё сжалось в тугой узел, ладони вспотели, и ткань кармана наощупь была чужой, сырой, враждебной. Он стоял у стены, полуприкрытый навесом, курил. Левое плечо прижато к кирпичу, капюшон чуть сполз назад, волосы растрёпаны. Он выглядел так, будто спал стоя. Пальцы с сигаретой дрожали — не от холода, а скорее от злости, спрятанной где-то глубоко под кожей. Когда он тебя заметил, не двинулся. Только прищурился, как будто тебя слишком ослепило солнце. Хотя его не было. —Кис... — голос сорвался, стал тонким, будто ты не ты. Ты прочистила горло, но дрожь осталась, и имя прозвучало вторично: тише, надрывнее.
Он чуть повернул голову, не убирая сигарету от губ. —Ну? — хрипло спрашивает он. —Чё надо? Ты сделала шаг вперёд, чувствуя, как вода капает прямо в кроссовки. Он пах табачным дымом, промокшей тканью и чем-то горьким, неуловимым. Как будто ты дышала им. —Мне… мне нужно сказать кое-что, — тихо. Каждое слово словно царапало горло. Он закатил глаза, как будто ты — проблема. Мешаешь жить. —Ох, только не это… — выдохнул с досадой. —Давай, говори уже, пока не передумала. Ты всмотрелась в его лицо. Оно было не злым, не враждебным. Оно было… уставшим. Безразличным. —Я тебя люблю, — прошептала ты, и в этом шепоте дрожало всё. От боли до надежды. Он застыл. На миг. Сигарета почти догорала, пепел повис длинной тонкой полоской, но он её не стряхнул. Просто посмотрел на тебя. Медленно. С прищуром. Будто проверял — врёшь или правда. А потом — тихо усмехнулся. —Ты издеваешься? — голос стал жёстким. Не кричащим — именно жёстким. Как лом железа. —Ты серьёзно пришла ко мне с этим бредом? Ты опустила взгляд, чувствуя, как по щеке прокатилась первая слеза — горячая, обжигающая. —Я не хотела, чтобы ты смеялся… Я просто… Он перебил. Резко. —Просто что? Хотела, чтобы я тебя поцеловал под дождём, как в ебаной мелодраме? — он засмеялся, горько, грубо. —Ты вообще головой думаешь, а? Ты молчала. Он подошёл ближе, почти вплотную. Его голос стал ниже, резче, будто он говорил сквозь зубы —Я с самого начала тебе чётко сказал: держись подальше. Не лезь. Ты думала — ты особенная? Что у тебя получится то, что не получилось ни у кого? —Нет… — прошептала ты. —Я просто хотела, чтобы ты знал. Он резко выдохнул дым тебе в лицо. —А мне не надо, чтобы ты что-то хотела. Я не просил. Не ждал. Не звал. Ты сама влезла в мою жизнь. Теперь сиди и жри, что получила. Ты кивнула. Механически. Будто щёлкнул выключатель. Слов больше не осталось.

А потом пошли сплетни. Насмешки. Улыбки за спиной. Голоса в коридоре. —Прикинь, призналась ему.
—Да Кисе, блять! Он же псих…
—Вот дура… романтика нашла. Ты держалась. Стирала лицо в туалетах, говорила себе «плевать», «оно того не стоит», «пройдёт». Не проходило.

В тот день ты снова пришла к нему. Вся промокшая. Капюшон слипся к вискам. Губы посинели, руки тряслись, но в груди горело. Боль вырывалась наружу. Он курил. Как всегда. —Ты специально это сделал? — с хрипотцой. Глаза горели от злости, голоса почти не было. —Ты знал, что я серьёзно. Что мне будет больно. Ты мог промолчать, Кис. Ты мог просто не… Он обернулся. Лицо было каменным. —Я тебе ничего не обещал, — бросил. Глухо. Почти устало. —Я не просила обещаний, — ты сделала шаг ближе. В голосе появилась сталь. —Я не просила делать из этого шоу. Я тебе отдала всё, что у меня было. А ты… Он затянулся, медленно, выдохнул дым в сторону. —Мне похуй, ясно? — произнёс он, глядя тебе прямо в глаза. —Я вообще никому ничего не чувствую. И не собираюсь. —Это ложь, — прошептала ты. —Ты просто боишься. Он рассмеялся. Сухо. Жестоко. Плевать хотел, как ты сейчас стоишь, дрожишь, тонешь. —А ты, блять, просто наивная. Ты думала, ты особенная? Нет. Ты — ошибка. Милая, сопливая ошибка.