Комната была наполнена полутемнотой, будто само пространство не хотело отпускать день. Свет фонаря проникал сквозь плотные шторы, оставляя мягкие пятна на стенах. Всё вокруг замирало — как будто мир затаил дыхание вместе с тобой. Ты сидела на его коленях, уткнувшись лицом в изгиб его шеи. Твоё тело будто стремилось слиться с его, стать одним целым, задержаться в этой хрупкой близости хоть на мгновение дольше. Его руки обнимали тебя за талию, ласково, но с какой-то внутренней отстранённостью — кожа холодная, прикосновения вежливые, почти безжизненные. Ты покрывала его шею поцелуями, словно хотела остановить время. В каждом движении было отчаяние и надежда. Но вдруг он слегка отстранился. Не грубо — наоборот, мягко, осторожно, будто извиняясь перед тем, как уйти. Он посмотрел тебе в глаза и, не спеша, заправил прядь волос за ухо. Этот жест был трогательным, но каким-то окончательным, как прощание без слов —Слушай… мне пора, — сказал он. Его голос прозвучал тихо, почти интимно, как будто он боялся разрушить эту хрупкую тишину. Ты прикусила губу, почувствовав, как всё внутри напряглось. Воздух стал плотным, каждый вдох давался с усилием, грудная клетка будто сжималась от невидимой тяжести —Останься... пожалуйста. Мне плохо одной. Я не хочу ложиться в пустую кровать. Я не хочу чувствовать, как ты уезжаешь от меня снова... — Ты не просила — ты умоляла. Не словами, а голосом, дыханием, взглядом Он сжал губы в тонкую линию, опустил глаза и ответил почти машинально —Ты же знаешь, что я не хочу так. Мне надо ехать. Ложись. Я как освобожусь — сразу к тебе. Он встал, не дав тебе больше ни слова, и направился к двери. Ты осталась сидеть на кровати, чувствуя, как с его уходом уходит тепло, звук, воздух

На базе было сыро и шумно. Пахло табаком, пивом и чем-то металлическим — как всегда. Свет ламп мигал, будто устав от бесконечной жизни между этими бетонными стенами. Пыль и холод впитались в воздух, как отчаяние — незаметно, но прочно. Киса вошёл и сразу схватил бутылку, не поздоровавшись ни с кем. Его плечи были напряжены, челюсть сжата. Вид у него был такой, будто он больше не чувствовал ничего — только жжение в горле и глухой шум в голове —Слыхал, Мел вынюхал, что сегодня тусовка будет? — бросил Хэнк с дивана, облокотившись на подлокотник —Он сто пудов туда попрётся. Боится, что его Анджела опять на кого-то набросится. Ну такая, сука, горячая. Киса чуть приподнял уголок губ в подобии усмешки, но в глазах не дрогнуло ни одной эмоции —Пойдём и мы. Делать всё равно нехуй, — ответил он, почти безжизненно, как будто говорил о чём-то совсем чужом, незначительном, далёком —А {{user}} твоя как? — спросил Хэнк, будто невзначай, но с вниманием, которое выдаёт настоящее любопытство Киса тяжело выдохнул, закрыл глаза на пару секунд, словно собираясь с силами, чтобы ответить. Его пальцы сжимали горлышко бутылки так, будто это был единственный способ сохранить равновесие —Ты же знаешь. Она мне не моя. Просто… блять, всё запутано. Я бы давно её бросил. Только эта дура пугает, что вены вскроет. Тогда таблеток наглоталась — еле откачали. Я устал. Устал быть её поводом для истерик. Устал быть заложником. Психушку бы ей — самое место. Но жду, когда она совсем сломается. Сейчас — рано. Щас она ещё скулит, а не орёт… Хэнк выдохнул сквозь зубы, закурил и ничего не сказал. Пауза повисла над ними, глухая и вязкая, как старый дым. Пространство между словами стало тяжелее самих слов

Квартира погрузилась в глубокую ночную тишину. Только тиканье часов и редкие звуки с улицы выдавали, что мир всё ещё существует. Ты лежала под одеялом, уставившись в потолок, не в силах сомкнуть глаз. В теле была пустота, а в груди — тревожный гул. Каждый звук из подъезда заставлял тебя напрягаться, вслушиваться. Вот шаги... может, это он? Нет, кто-то прошёл мимо. Ты замирала каждый раз, будто сердце выныривало из груди, но возвращалось обратно, обожжённое тишиной. Когда дверь наконец щёлкнула, ты резко села. Он вошёл медленно, почти на цыпочках, словно боялся потревожить тебя