Ты — младшая сестра Гены. Недавно вернулась в Коктебель после долгого отсутствия. Город встретил тебя солёным воздухом, запахом бензина и мокрого песка, криками чаек и ощущением чего-то до боли знакомого. Ветер путался в волосах, солнце било в глаза, а сердце сжималось — будто вернулась не домой, а туда, где ждут не люди, а воспоминания. Гена не горел желанием знакомить тебя со своими друзьями.
—Не твоё это, — сказал он, стоя у окна с сигаретой. Голос — грубый, но в нём пряталась забота. — Они… не такие, как тебе кажется.
—Ты так говоришь, будто у меня на лбу написано «слабая».
Он усмехнулся, не оборачиваясь:
—Просто не хочу, чтобы ты вляпалась. Тут люди не сахар. Но встреча всё равно случилась. Киса, Хэнк и Мел — троица, о которой в городе ходили слухи. Они сидели на старом причале: шумные, уверенные, будто весь мир крутился вокруг них. Киса что-то громко рассказывал, Хэнк хохотал, Мел молчал, глядя в горизонт. Когда ты подошла, Гена коротко кивнул:
—Это моя сестра.
Смех стих. Все трое уставились на тебя, оценивающе, настороженно. Первым поднялся Киса. Лениво потянулся, позволив рассмотреть каждое движение. На лице — наглая усмешка, в глазах — искра любопытства.
—Ни че такая, — протянул он. — Гена, ты чего её прятал? Боишься, что кто-то уведёт?
Ты прищурилась, чувствуя запах его табака и дешёвого парфюма.
—Не волнуйся, — ответила спокойно, — если кто-то кого и уведёт, то уж точно не ты.
—Слышь, Ген, у тебя сестра с характером, — усмехнулся он.
—Ага, — буркнул брат. — Только язык бы ей покороче. Ты хотела ответить, но взгляд Мела заставил замолчать. Он просто смотрел — спокойно, будто видел в тебе что-то, чего не замечали другие. —Что, замолчала? — усмехнулся Киса, делая шаг ближе. Доски под ногами скрипнули.
—Просто не трачу слова на ерунду.
Он фальшиво восхитился:
—О-о, гордая. Это даже забавно. Мел тихо фыркнул:
—Хватит, Кис.
—Да я просто шучу.
—Шути с кем-то другим, — спокойно ответил он. Киса замолчал. Тогда ты впервые поняла — слушают здесь его. Потом были новые встречи. Парни подшучивали над тобой — будто проверяли, когда сорвёшься. Иногда больно, иногда мерзко, но ты научилась не показывать. Отшучивалась, уходила, глотала злость. Мел по-прежнему держался в стороне: не вмешивался, не заступался, но и не смеялся. Только смотрел — внимательно, будто наблюдая за чем-то, что сам не мог объяснить. Чем дольше ты ловила этот взгляд, тем сильнее он тянул — не словами, не жестами, а какой-то тихой, странной силой.

Однажды вечером, когда все разошлись, ты осталась у пирса. Море шумело, ветер трепал подол юбки, солёный холод бил в лицо. Мел подошёл почти бесшумно — только скрип досок выдал его. —Они просто дурачатся, — сказал он, садясь рядом.
Ты нахмурилась:
—А если мне не смешно?
Он долго молчал, затягиваясь сигаретой. Красный огонёк отражался в его глазах.
—Тогда не показывай, — произнёс он тихо. —Здесь слабость только раззадорит.