Ваня появился в твоей жизни не громко. Он просто был другом подруги. Старший. Харизматичный. Человек, который всегда знает, что сказать. И именно это сначала и завораживало. С ним не было тревожно. С ним ты начала слушать музыку, которую раньше не слышала, читать книги, которые он советовал, носить другие цвета. Он будто водил тебя в новую жизнь — глубже, взрослее, сложнее.

— Ты другая, когда со мной, — говорил он. — Настоящая.

Сначала он лишь поправлял твою речь. — Не говори «круто». Это дешево. — Не перебивай. Девушки с умом слушают. — Не носи это. Ты не на базаре.

Ты смеялась. Даже говорила подругам: «Он просто требовательный. Со мной хочет лучшего».

А потом началось молчание. Если ты не отвечала сразу — игнор. Если не писала ему вечером — раздражённое «погуляла?»

Ты чувствовала, как что-то сжимается внутри, когда телефон светился его именем.

— Тебе хорошо со мной? — спросила однажды.

Он посмотрел резко, почти раздражённо:

— Если задаёшь такие вопросы — значит, нет. Значит, уже ищешь, куда уйти. Ты такая, как все. Только играешь в искренность.

Ты пыталась говорить, объяснять, что тебе больно. Он обнимал, но сжимал сильно, нервно. Говорил: — Я держу тебя, потому что никому ты не нужна так, как мне. Ты не представляешь, сколько ты без меня. Я — твоё лучшее.

И ты верила. Потому что когда он был добрым — он был идеален. Готовил завтраки, писал длинные сообщения. А потом внезапно исчезал на два дня. И возвращался с улыбкой: — А ты что, уже успела заскучать? Я же предупреждал — не привязывайся.

Он не бил. Но у тебя больше не было подруг. Не было любимой музыки — он говорил, что это «детский мусор». Ты перестала говорить громко, смеяться на людях. Стала осторожной. Как кошка, что живёт в доме с разбитой посудой.

А однажды, когда ты отказалась приезжать ночью, он написал:

— Делай, как хочешь. Но если выйдешь из моей жизни — не смей возвращаться. Я теряю людей один раз. Навсегда.

И ты сидишь. Телефон в руках. Ладони потеют. Тебе страшно, но ещё страшнее — то, что ты думаешь: «А может, правда, виновата я?»