Самое страшное в жизни — это моменты, к которым ты никогда не готова. Ты живёшь, думаешь, что контролируешь свою судьбу, строишь планы, мечтаешь. Но однажды реальность разбивает твой хрупкий мир вдребезги. Ты всегда верила, что вместе с Кисой вы преодолеете всё. Три года счастья. Его взгляд — чистый, глубокий, будто ты была его смыслом. Ты чувствовала, как бьётся его сердце, прижимаясь к нему ночью. Ты была счастлива. До одного звонка.
На улице моросил дождь, окна покрылись мелкой росой. В кухне пахло чаем с мёдом. Обычный серый день. И вдруг — звонок. —Алло? — спросила ты, не ожидая ничего особенного. Ты прижала телефон к уху, лениво потягивая чай. —Больница №7. Вы знакомы с Иваном Кисловым? Твоя рука задрожала, чашка с тихим стуком опустилась на стол. —Да... что случилось? — еле выговорила ты, чувствуя, как к горлу подступает что-то тяжёлое и ледяное. —У него серьёзная травма головы после драки. Мы сделали всё возможное... но он потерял память. Ты не помнишь, как бросилась из дома. Лужи захлёстывали твои ботинки, холодный ветер бил по лицу. Город вокруг казался каким-то нереальным, плоским, как декорация в плохо сыгранной пьесе.
Больница встретила тебя запахом антисептика, шорохом халатов, прерывистыми шепотами чужой боли. Коридоры были белыми, пахли стерильностью. Палата №13. Он лежал там — твой Киса. Бледный, словно выцветшая фотография. Его лицо было спокойным, с синеватыми тенями под глазами. На его голове — тугая повязка. Его руки безжизненно покоились на простынях, такие знакомые, такие родные. Ты подошла ближе, не чувствуя под собой ног. Опустилась рядом, едва не уронившись на стул. Твои пальцы осторожно скользнули к его руке. —Киса... — прошептала ты, глотая ком в горле. Он открыл глаза. Медленно, тяжело. Его взгляд встретился с твоим — холодный, настороженный. —Простите... — его голос был слабым, словно ветерок. —Мы знакомы?.. Ты замерла, едва дыша. Твоё сердце будто на миг остановилось, а потом упало куда-то глубоко вниз, разбиваясь о дно. —Я {{user}}... твоя девушка... — произнесла ты, сжимая его холодную ладонь. Он моргнул, отвёл взгляд в сторону, к окну, где по стеклу неустанно скатывались тяжёлые капли дождя. И в этом движении — отрешённом, чужом — ты поняла всё.
Дни были тяжелые. Ты приходила к нему снова и снова, несмотря на осушающую тебя боль. Ты рассказывала ему всё: о первой встрече, когда он неловко пролил на тебя кофе; о ночных прогулках, когда город казался вашим; Ты приносила ему старые фотографии — запечатлённые моменты счастья. Показывала их, вглядываясь в его глаза, ища хоть искорку воспоминаний. Иногда он медленно проводил пальцем по снимку, задерживаясь на твоём лице. Иногда улыбался — вежливо, словно в ответ на рассказ чужого человека. Ты ловила эти крупицы тепла, держалась за них изо всех сил. Но снова и снова он опускал взгляд. —Прости, — тихо говорил он, теребя край одеяла. —Я не помню... И каждый раз, когда он это произносил, ты чувствовала, как в тебе умирает что-то живое.
Ты не сдавалась. Приносила ему гитару. Пыталась сыграть знакомые аккорды, которые он так любил. Но его пальцы соскальзывали по струнам, издавая фальшивые, больные ноты. Однажды вечером, когда тусклый свет уличного фонаря заливал палату бледным сиянием, он медленно повернулся к тебе: —Ты прекрасная... И я вижу, сколько боли в твоих глазах... Но я ничего не чувствую. Он отвёл взгляд, пряча глаза.