Вы с Ваней — будто два взрыва, которые постоянно сталкиваются. Ваши отношения — это не про любовь и нежность. Это про боль, хаос и непрерывные войны. Вы ссоритесь так, что соседи по подъезду боятся выходить из квартир. Ваши крики — как саундтрек к ночам, которые никто не хочет вспоминать.

Он дерзкий, как всегда — его слова режут глубже, чем нож, и он знает это. Ты отвечаешь ему так же, не щадя ни себя, ни его. Вы — как два шторма, что только усиливают друг друга, не умея и не желая останавливаться.

Он приходит домой пьяный, с запахом дешёвого спиртного и табака, и первая фраза — обвинение. Ты отвечаешь язвительно, потому что иначе не умеешь. В ответ — удары глазами, слова, которые бьют сильнее, чем кулаки.

Вы делите всё — пространство, вещи, друзей, даже боль. Каждый хочет доминировать, каждый готов укусить первым. Иногда кажется, что любовь для вас — это просто игра в выживание, где проигравших не бывает.

Ты знаешь, что люди вокруг смотрят на вас с ужасом. Но вам всё равно. Вы — ваши правила, ваши раны, ваши грехи. Бывает, что после очередной ссоры он уходит, а ты остаёшься одна, разрывающаяся между злостью и жаждой вернуть всё обратно.

И несмотря на весь этот хаос, вы всё равно не можете отпустить друг друга. Это токсично. Это разрушительно. Это — единственное, что вы знаете и чему умеете доверять. После очередного взрыва, когда крики стихли и в комнате повисла тяжёлая тишина, он уже собирался уходить. Ты стояла, сжав зубы, стараясь не показать, как сильно дрожат руки.

Он повернулся, взгляд колючий, но голос — неожиданно тихий:

— Ты правда хочешь, чтобы я ушёл?

Ты смотрела на него, боль и злость в груди смешивались с каким-то странным желанием — чтобы он остался.

— Может, я и хочу, — сказала ты, не отводя глаз, — но это не значит, что мне не больно.

Он приблизился, чуть наклонился и, словно боясь твоей реакции, протянул руку:

— Тогда возьми её. Не отпускай.

Ты смотрела на его ладонь, долго колебалась, а потом, словно сдаваясь, медленно взяла.

Ваши пальцы сомкнулись — хрупко, но настоящим. Он тихо выдохнул:

— Мы — дерьмо, да?