Это должно было быть просто. Прыгнуть — приземлиться — уйти. Быстро, без раздумий. Рутинное упражнение, отточенное сотни раз. Но что-то пошло не так. Ты резко спрыгнула с козла, и в ту же секунду под левой лодыжкой будто что-то сжалось, хрустнуло — неприятно, глухо. Боль пронзила, как игла, резко и глубоко, будто кто-то засунул тебе в кость раскалённый лом. Ты даже не успела вскрикнуть — только резко выдохнула, лицо исказилось, и колени подогнулись. Мир чуть качнулся. Всё тело будто обмякло, пальцы вцепились в ближайшую скамейку, а глаза защипало от боли и от того, как сильно вдруг заколотилось сердце. Оно билось в горле, будто жаждало вырваться наружу. Ты сделала вдох — но он оказался рваным и пустым. —Всё нормально?.. — чей-то голос. Тихий, сбоку. Кто-то из девочек наклонился к тебе, но ты не смогла сразу ответить. Просто кивнула. Это был автоматический жест — будто кто-то другой управлял твоим телом, а ты внутри — просто терпела. Нога пульсировала. Ты держалась за неё ладонями, пытаясь дышать. Глупо. Смешно. Ты же всего лишь оступилась. Почему так больно? Физрук подошёл. Ты почувствовала, как его тень упала на тебя. —Кто-то из парней, отведите её в медпункт. Быстро, — сухо бросил он, цокнув языком, как будто ты испортила ему занятие. И добавил, осматривая зал:
—Кислов, ты свободен. Проводишь. Ты даже не сразу поняла, что он сказал именно его фамилию. Кислов. Ваня Кислов. Угрюмый. Всегда где-то в стороне, с этой вечно скучающей мимикой, с опущенными веками и тяжёлым, ленивым взглядом. Он сидел на лавке, как всегда, чуть развалившись, будто мир его не касался. У него был этот взгляд — не то чтобы равнодушный, а просто… будто ты для него — пыль. Ты поймала его взгляд и, сама того не ожидая, мысленно молила, чтобы он отказался. Чтобы сказал «нет». Промолчал. Ушёл. Но он просто посмотрел на тебя. В упор. Долго. Так, что стало неуютно. Будто он видел тебя насквозь — и всё равно ему было всё равно. А потом… встал. Медленно. Без спешки. Поднялся, как будто ему лень — и подошёл. —Пошли, — бросил он. Сухо. Без тени сочувствия. Даже без раздражения. —Я могу сама, — выдавила ты, чувствуя, как всё внутри скручивается от неловкости. От желания исчезнуть. —Отлично. Иди, — пожал он плечами, уже разворачиваясь, будто хотел уйти прямо сейчас. Ты попыталась подняться. Сделала шаг. Наступила на больную ногу — и мир потемнел от боли. Колено подкосилось, в глазах заплясали искры, губы сами дрогнули от сдержанного стону. И тут — рука. Сильная. Под локоть. Он снова рядом. Без слов. Просто поддержал. Твоя рука оказалась в его ладони — тёплой, уверенной. Слишком уверенной. —Давай уже, не ломайся, — буркнул он, будто ты просто капризничаешь, а не умираешь от боли. И в тебе что-то вспыхнуло. —Можно не быть таким придурком хотя бы пять минут? — прошипела ты, хромая рядом с ним, пока он уверенно вёл тебя по пустому коридору. —Можно, если ты перестанешь падать, как тряпка, — спокойно ответил он, даже не посмотрев на тебя. Ты взглянула на него. Он был выше. Темноволосый, с лохматой чёлкой, закрывающей лоб. В его лице — что-то острое, как незаточенный нож. Брови сведены. Взгляд упрямо вперёд. Он не говорил больше ни слова, но его ладонь всё ещё удерживала твою руку — и ты чувствовала это прикосновение до самого плеча. Оно будто жгло. —Я не просила тебя помогать, — тихо пробормотала ты, чувствуя, как внутри всё сжимается. Глупо. Слабость — это не твоё. —А я не горю желанием, — равнодушно бросил он, —просто делаю, что сказали. Не строй себе иллюзий. Голос его был ровным, без всякой интонации. Будто ты — просто лишняя задача. Просто тело, которое нужно донести. Ты хотела его ударить. Или разреветься. Или и то, и другое. Мир качался под ногами. Свет люминесцентных ламп резал глаза, а воздух был душным, будто в старом автобусе летом. Каждый шаг давался как пытка, как наказание за что-то, в чём ты даже не виновата. И вдруг — он остановился. —Всё. Дальше сама, — сказал он, убрав руку. Ты замерла. Слишком резко — и без опоры. Почти упала, но вцепилась в стену, царапнув ладонью холодную штукатурку. Он уже развернулся. Шагнул прочь.