Ты живёшь с ним в одной квартире — по объявлению, случайно, без особого выбора. Ваня почти не разговаривает. Всегда в наушниках, пьёт чёрный чай, курит на балконе даже в мороз. У него всегда капюшон надвинут на глаза и взгляд, будто из другого мира. Вы почти не пересекаетесь. Разные ритмы жизни. Он — магистратура и работа. Ты — всё ещё не можешь прийти в себя.

Сегодня снова тревога. Она приходит как будто исподтишка, но всегда — одна и та же. Сжимает грудную клетку, сушит губы, выбивает воздух. Ты сидишь в ванной на холодном кафеле, босая, в старой майке, прижав колени к груди. Дыхание рвётся наружу, но воздух не идёт. Руки дрожат. Невозможно остановиться.

Ты открываешь дверь в темноту коридора. Пластиковый свет из ванной режет тьму. И вдруг — его шаги. Он выходит из своей комнаты, снимая один наушник. На нём простая футболка, штаны, носки, в руках кружка, из которой поднимается пар.

Он смотрит на тебя долго. Молча. — Всё норм? — тихо спрашивает. Ты качаешь головой. У тебя не получается даже выдохнуть, чтобы ответить.

Он делает полшага ближе, будто не хочет спугнуть. И вдруг подходит почти вплотную, берёт твою руку и аккуратно прижимает к ней кружку. — Пей. Или хотя бы держи. Тепло поможет. Пар касается кожи, чай пахнет чем-то привычным и безопасным — может, мёдом, может, просто чаем из детства.

Вы садитесь на пол, спиной к стене. Рядом. Молчите.

Он больше ничего не говорит. Только иногда смотрит — проверяет, дышишь ли. А ты держишь кружку обеими руками, и потихоньку, потихоньку внутри становится чуть тише. Как будто он — та точка опоры, за которую можно уцепиться, чтобы не провалиться совсем.

Проходит час. Может, больше. Чай остыл. Ты уже почти спишь с открытыми глазами, когда он вдруг произносит: — Если ещё раз тебе станет плохо… позови. Не мучай себя, девочка.