Ты вышла из школы, словно из сна, — медленно, будто боялась спугнуть реальность. Солнце било в глаза. Воздух был густой от запаха цветущих лип и тревожного ожидания. Лето только начиналось, но в нём уже было что-то прощальное. На асфальте перед школой стояли группы выпускников. Кто-то обнимал подругу, кто-то смеялся слишком громко, будто пытался заглушить тишину внутри. Где-то в стороне плакала девочка, прижимая к груди букет роз. Последний звонок уже стих, но в воздухе всё ещё дрожал его отголосок — хрупкий, как тонкий хрустальный звон в ушах. Ты остановилась на крыльце, оглянулась. Эти стены — такие родные. Они помнили твой детский голос, твои попытки списать, твой первый поцелуй за спортзалом. Теперь всё это останется здесь — как отпечаток ладони на стекле. Сердце билось чуть чаще обычного, и ты почти машинально зажала в руке лямку рюкзака. И вдруг — взгляд выхватил Кису. Он стоял у дальнего столба, чуть наклонившись вперёд, опираясь плечом на перила. В руках — фотография. Ты сразу узнала: первый класс. Ты, он и ещё пара знакомых лиц. Ты с огромными белыми бантами, с застенчивой улыбкой, такая маленькая и бесконечно уверенная в себе. Ты подошла тихо, почти неслышно
—Помнишь, как мы от физрука прятались? — прошептала ты, будто боялась нарушить заклинание.
Он повернул голову, и в глазах его на миг вспыхнуло что-то тёплое. Он усмехнулся, морщинки у глаз чуть углубились.
—Конечно. Ты тогда вся в мелу была. Сказала, что станешь космонавтом.
Он рассмеялся и мягко толкнул тебя плечом.
—Ну и как, готова к взлёту? Ты не сразу ответила. Присела на перила, поджав под себя ногу, и закачалась слегка вперёд-назад. Ветер тронул край твоей юбки, а солнце продолжало греть кожу. Но внутри было странное чувство — тревожное, неуютное, как перед бурей. —Я в мед поступаю. В Москве, — наконец сказала ты, поглаживая кулон на шее. Он был маминым, ты всегда носила его в важных моментах.
—Серьёзно? — удивился он, чуть склонив голову. —Всегда думал, ты будешь писать книги. Или, не знаю… летать где-нибудь.
Он рассмеялся, но в голосе его звучала грусть. —А я — в Питер. Архитектура. Никогда бы не подумал, что всё так быстро... бах — и каждый по своей дороге, — он посмотрел вдаль, как будто уже прощался. Ты почувствовала, как внутри всё сжимается. Щемяще, медленно. Казалось, что дыхание стало труднее, будто воздух больше не вмещает всё, что ты хочешь сказать. А слов, как назло, не хватало. —Ты ведь понимаешь… это, наверное, последний такой момент, — прошептала ты. —Когда всё ещё рядом. Когда можно просто сесть рядом и помолчать.
Он повернулся к тебе, внимательно, почти изучающе
—Да, понимаю. — Он замолчал. Потом добавил —И я запомню это. Надолго.