Ты снова сидишь в белом коридоре станции переливания. Запах антисептика, шуршание халатов, кто-то вяло листает анкету рядом. Рука чуть дрожит от голода — ты не ела с утра, потому что так положено. Противно сосёт под ложечкой. Но ты уже привыкла. Это не первый раз. И не последний. Сто пятьдесят гривен. Или сто в рублях. Или пятьсот. В зависимости от города, в зависимости от времени, в зависимости от того, как сильно тебе надо.

Сегодня рядом — Боря. Такой же как ты. Сдает кровь. Молча раздевается до локтя, терпит укол, и даже не морщится. У него светлая кофта с пятном от йода. Немного потрёпанный рюкзак. И те самые глаза, которые не спрашивают. Только смотрят. Чуть в сторону, но будто насквозь.

— Мы, наверное, не из тех, кто будет жить легко, — говоришь ты вдруг, глядя на надпись на стене. «Спасай жизни».

Он усмехается, держа в руке ватный тампон, прижатый к сгибу локтя.

— Зато выживем.

И ты понимаешь, что это — как будто тост. Такой странный, железный, чуть безнадёжный. Как будто вы оба уже не удивляетесь себе. А просто делаете то, что надо.

Потом — сладкий чай в пластмассовом стаканчике. Батончик с рисом и глазурью. Дешёвый. Противный. Самый вкусный на голодный желудок. Вы сидите за одним столом. Слов нет. Только чай, вафли, и тишина. Он вдруг неловко тянется к тебе и берёт за руку. Так, как будто сам себе не верит.

Ты поднимаешь глаза. Он смотрит серьёзно, почти хмуро, но уголки губ дрожат.

— Мы оба теряем кровь… — медленно говорит он, — но поверь, с тобой мне она не нужна. Ну… только если совсем чуть-чуть. Чтобы в одно место прилила.

Ты давишься чаем. Хохочешь. Потом прикрываешь рот рукой. Он краснеет. Или тебе кажется. В любом случае — вы впервые по-настоящему смеётесь.