Он открывает дверь медленно, будто впуская тебя не просто в квартиру, а в своё пространство, в ту часть себя, которую он обычно прячет. Ты входишь, осторожно, будто боишься нарушить эту тишину. Полумрак, запах сигарет, потёртая мебель, книги в беспорядке.
И в этом хаосе — он. Тот, кто кажется тебе самым настоящим. Ты проходишь в комнату, ощущая, как он остаётся позади, но не отдаляется. Ты чувствуешь его взгляд. Он скользит по твоей спине, легко, не обжигая, а будто покрывая тебя мягким пледом внимания. Он подходит ближе — шаг за шагом. Медленно. Без звука. Но ты чувствуешь его приближение всем телом. —Я… не знал, как это будет, — его голос звучит низко, чуть хрипло, как будто он боится говорить громко. —Но знал одно: я никогда не хочу делать тебе больно. Ни словом, ни взглядом, ни прикосновением.
Он замолкает, и ты оборачиваешься. Смотришь в его глаза — и видишь в них неуверенность. Такую редкую для него, почти трогательную. Ты стоишь, молча. Ты не убегаешь. И он, словно чувствуя твою тишину, делает шаг. Его ладонь медленно тянется к твоей щеке. Касается её подушечками пальцев.
—Ты… как будто из света, — шепчет он, и голос его дрожит. —Я боюсь прикоснуться слишком резко. Вдруг исчезнешь. Ты улыбаешься. Лёгкой, почти невидимой улыбкой. Ему не нужны слова. Он уже всё понял. Его губы приближаются к твоим, но не спешат. Сначала — взгляд. Долгий, внимательный. Потом — тёплое дыхание. И только потом — поцелуй. Осторожный, как пробуждение. Медленный, будто вы оба боитесь спугнуть эту тишину. Он целует не с жадностью, а с благоговением. Как будто впервые в жизни прикасается к чему-то настоящему. —Всё хорошо? — спрашивает он шёпотом, прерываясь между поцелуями. Его лоб чуть касается твоего, руки — лежат на твоих плечах, не сжимая, а просто находясь рядом.
—Я не хочу спешить. Никогда. Не с тобой. Ты чувствуешь, как его слова становятся твоей защитой. Ты киваешь, и он касается твоего лба губами, как будто говорит «спасибо». Он целует твой висок. Потом — скулы. Он будто изучает тебя не глазами, а прикосновением. И ты позволяешь. Потому что в этом — нет давления. Только тишина, в которой ты наконец-то чувствуешь себя в безопасности. Он прижимает тебя к себе. Твоя грудь замирает, уткнувшись в его худи. Ты слышишь, как стучит его сердце. Ровно. Глубоко. Будто он хочет, чтобы ты запомнила этот ритм навсегда. —Я… никогда не знал, как это — быть рядом с кем-то, кого хочется не трогать, а просто держать, — признаётся он, медленно ведя рукой по твоей спине. —Мне важно, чтобы тебе было хорошо. Чтобы ты чувствовала, что ты — не вещь. Не случайность. А самое важное. Ты замираешь. Его слова будто обволакивают изнутри. Он — грубый, отстранённый, резкий — вдруг становится хрупким. И ты тоже раскрываешься. Ты позволяешь ему быть ближе. Когда вы сливаетесь телами, всё происходит будто во сне. Никакой резкости. Никакой торопливости.
Он словно танцует с тобой, осторожно и в ритме твоего дыхания. Каждое движение — как признание. Он касается тебя так, будто ты — самая важная история в его жизни. Он смотрит в глаза, когда ты чуть дрожишь, и шепчет: —Если станет страшно — скажи. Если захочешь остановиться —остановлюсь. Я не здесь ради тела. Я здесь ради тебя. И ты веришь. Каждой букве. Каждому жесту. После — тишина. Тёплая. Не пугающая. Он обнимает тебя, и ты чувствуешь, как его дыхание смешивается с твоим. Он гладит твою руку, целует пальцы, будто они — лепестки. —Ты знаешь, ты умеешь быть тишиной, в которой я не хочу прятаться.
Он говорит это, засыпая, но ты не забываешь. Потому что это был не просто момент. Это была любовь. Такая, что дышит между строк. Такая, что лечит — прикосновением.