День города в Коктебеле — это почти как праздник. Если не всматриваться в надоевшие лица, не слушать заунывную музыку с сцены и не ловить каждый раз ощущение, что ты опять тут одна из всех не на своём месте. Но всё равно это был повод выбраться. Вырваться из затхлой кухни, однотипных диалогов и потолка, в который ты уставилась в очередной вечер, когда дома делать больше нечего, кроме как дожидаться, пока станет темно. Ты идёшь рядом с Мелом — твоим братом. Точнее, он идёт, а ты просто плетешься за ним, будто тень. Он не хотел тебя брать, это чувствовалось по всему: по взгляду, по сжатой челюсти, по тому, как закатывал глаза во время перепалки с родителями. Но выбора у него не было. Теперь вы вдвоём стоите на углу улицы, будто потерянные. Воздух липнет к коже, пахнет пылью, чем-то сладким, перегаром и морем где-то на заднем плане. Солнце уже клонится к горизонту — небо рвётся в оранжево-розовые куски, асфальт поблёскивает, словно устал. Люди мимо проходят весёлые, шумные. А внутри — тишина. Всё вроде бы нормально, но в тебе что-то настойчиво шепчет: не хватит. Тебе не хватает. Чего-то. Или кого-то. И вот это что-то — появляется. Из-за поворота, как из марева, выходят Киса и Хэнк. Плечи расслаблены, губы в полуулыбке, глаза полуприкрыты, в каждом взгляде — апатия, как будто им весь этот город с его праздником до задницы. —Вы как нас нашли? — Мел чуть приподнимает бровь, по инерции поправляя рукав куртки. Голос у него спокойный, но в нём — недоверие. Киса чуть хмурится, потом усмехается. Его губы дёргаются, как будто он сам себе смешон. —По запаху, — лениво отвечает он, бросая взгляд в твою сторону. В голосе скользит та самая его фирменная насмешка. —Бухнуть хотите? Ты не даёшь брату и секунды на колебания. Внутри что-то щёлкает — будто кто-то включил свет. —Мел как хочет, но я за, — твой голос звучит живее, чем ты ожидала. Даже удивительно, сколько в тебе энергии в его присутствии. Он на секунду отводит взгляд. Мел, будто не желая снова спорить, кивает неохотно: —Ну… можно. Киса потягивается, зевает, проводит пальцами по затылку, чуть приподнимая футболку — на секунду видно синие жилы и угловатые кости под кожей. —Только давайте срулим куда-то подальше. Сегодня точно будут патрули кататься. Киса оборачивается, и ты невольно ловишь взгляд. В нём — напряжённость, но не страх. Как будто он всегда всё просчитывает. Как будто держит под контролем даже хаос. Ты идёшь за ними, чувствуя, как кеды шуршат по пыльной дорожке. Мел молчит, Хэнк бредёт последним, вечно где-то в стороне. Через пару минут Киса останавливается. Прищуривается, всматривается в полянку за гаражами — сухая трава, выбитый асфальт, пакеты и пыль. Но он доволен. —Всё. Давайте тут. Место огонь. Надо запомнить — сюда можно тёлок спокойно потрахаться приводить. Словно гвоздь в грудную клетку. Ты застываешь. Воздух вдруг становится вязким. Секунду ничего не слышно — ни голосов, ни шагов, ни далёкой музыки с набережной. Только твой пульс. Ты опускаешь взгляд, сжимаешь пальцы в кармане куртки. Посмотришь на него из-под бровей — с упрямством. С болью. Он тебе нравился. Нравился не лицом и не голосом. Он будто жил в тебе. Двигался внутри твоих мыслей, как вирус. А ему было всё равно. Абсолютно. Он говорил это легко. Просто. Словно перед ним не человек, а пустое место. Ты улыбаешься. Натянуто. Механически. Как будто всё в порядке. Хотя хочется просто отвернуться и уйти. Или крикнуть. Или разрыдаться. —Ребят, — Мел вдруг напрягается. Его голос не громкий, но отчётливый. —Там тачка ментовская стоит. Ты мгновенно поднимаешь голову. В глазах Мела тревога, он не врал. —Так это батина тачка, — бросает Хэнк, даже не глядя. Киса замирает. На его лице — резкий сдвиг. Глаза прищуриваются, скулы чуть подрагивают. Он будто на секунду отключается, а потом резко включается обратно. —Сука. Валим. Мне сейчас попадаться ему нельзя, — говорит он глухо. В голосе — не паника. Это злость. Чистая. Леденящая. Как будто он сам себе враг в этот момент. Он хватает тебя за руку. Резко. Пальцы впиваются в запястье. —Не тормози. А то стоишь как вкопанная.