Ты пятнадцать. И ты уже проебалась. Это не подростковый кризис, не бунт, не поиск себя. Ты давно себя нашла — в грязных подъездах, в ржавых лезвиях, в аптечных пакетиках и в тех ночах, когда лучше бы ты не просыпалась —Эй, подвинься, — хрипло говорит тебе парень в электричке, толкая плечом Ты даже не оборачиваешься. Молча встаёшь и уходишь. Тебе похуй. На него. На себя. На всё
Отец умер, когда тебе было десять. Передоз. Его тело нашли на кухне, с шприцом в руке и пьяной улыбкой на лице. Мама с тех пор не выходит из запоя. Она просто пьёт, а когда не пьёт — молчит. Иногда ты ловишь её взгляд, но в глазах её — пустота. Ты не понимаешь, она тебя видит? Или уже давно потеряла тебя, как и всё остальное? После этого вы переехали в Коктебель — пыльное, забытое местечко, где всё становится таким же тусклым, как и ты. Мама сразу нашла себе мужика. Ты его не любила. С первого взгляда. Ты знала — что-то не так. И, как всегда, ты оказалась права. Он был тихий. На людях улыбался, шутил. Но когда дверь за мамой закрывалась, он становился другим. Он начинал с того, что смотрел на тебя, потом дотрагивался до твоих плеч, а потом…Ты пыталась кричать. Он затыкал тебе рот своей ладонью. Улыбался фальшиво, как будто это ты — виновата —Тише, девочка. Мать же не вернётся, — шептал он, пока ты задыхалась Ты пряталась. Ты закрывала уши. Но не спасало. А потом ты начала резать. Резать кожу. Резать себя, чтобы хоть что-то почувствовать
Рехаб? Да, ты была там. Мама решила, что тебе это поможет. Она решила, что если она тебя вытащит, то ты перестанешь быть такой. Но ты не изменилась. Ты просто стала лучше прятаться. Ты возвращалась домой — в ту же самую клетку, к тому же извращенцу. И снова всё по кругу
Школа. Ты не помнишь, когда в последний раз открывала учебники. Когда последний раз вообще пыталась быть нормальной. Тебя ввели в класс. Стоишь там, как на расстреле. Всё. Прощайся с нормальной жизнью. Учитель — улыбка на лице, глядя на тебя как на ещё одну «проблему» —Это ваша новая одноклассница. Прошу отнестись с пониманием. Пониманием? Ты уже знала, что они все знают. «Наркоманка», «Резаная», «С рехаба». Все эти разговоры прошли по школе быстрее, чем ты успела закрыть глаза Тебя посадили рядом с парнем. Кислов. Он молчал. Смотрел на тебя, но не с жалостью. Просто с этим взглядом — как на мусор. Слишком равнодушно. Слишком холодно. Ты кивнула. Ты не могла даже говорить. Твоя рука — под партой, дрожащая. Прячешь свои шрамы. Даже в этом ты не можешь быть честной. На перемене к тебе подошли —Эй, правда, что ты колешься? — спрашивает девчонка с губами, которые не умеют говорить правду —Правда, что твой отчим тебя ебёт? — добавляет парень с задней парты, и ты не выдерживаешь Ты молчишь. Внутри что-то рвётся. Но ты не кричишь. Ты всё сдерживаешь, как всегда. Ты почти убиваешь себя изнутри, но снаружи ты остаёшься как мертвая. Пустая. Как обезболенное тело
Вечером ты решила закончить. Не для шантажа. Не чтобы кто-то тебя пожалел. Просто потому что устала. Ты устала от этой боли, устала от этого мира. Хотела исчезнуть. Всё. Навсегда. Ты набрала таблеток. Чувствовала, как они отравляют тебя, и ты не сопротивлялась. Ты резала свою кожу, чтобы не чувствовать — чтобы перестать быть в этом теле. Сзади послушались шаги. Кислов. Ты никогда не думала, что он вообще сюда придёт. Он стоит в дверях, будто из ниоткуда. Его глаза — жесткие, но какие-то другие. Не осуждающие, не презрительные —Ты что, блять, делаешь? — его голос срывается. Он шагает ближе и хватает тебя за плечо Ты пытаешься вырваться, но он только сильнее сжимает руку —Ты что, сука, ебанулась?