Ты — новенькая. Восьмой класс. Новая школа, новый звонок, новые глаза, в которых нет ни одного знакомого взгляда. Всё громкое, чужое, острое. Рюкзак впивается в плечи, а за спиной всегда шепчутся: «Это та девочка…» Какая? Ты и сама не знаешь.

Ты стараешься быть тенью. Прокрадываться в класс раньше всех, сидеть у окна, не поднимать руку, не смотреть в глаза. В столовой еда кажется чужой, даже вкус воды — как у меди. Ты не завтракаешь. Просто сидишь в углу и жуёшь пустоту. В рюкзаке — пустой ланчбокс. В душе — тревога. Жгучая, глухая, липкая.

А Боря — староста. Кеды с дыркой, гитара на спине, и вечно растянутый рукав худи. Его знают все. Он тот, кто вместо «ты не сдала домашку» скажет: «тебе помочь с математикой?» Он ржёт в голос, подкалывает учителей и как-то даже вызвал весь класс на борьбу с булкой из столовки. У него в глазах — солнце, которое не давит, а греет.

Ты замечаешь его, конечно. Но думаешь, что он не замечает тебя.

Пока однажды не приходишь на первый урок, садишься за парту — и видишь перед собой: варёное яйцо. Белое, гладкое, ещё тёплое. И рядом с ним — записка, вырванная из тетрадного листа, на которой кривыми буквами написано:

«Ты выглядишь как человек, который сегодня не завтракал. Исправляю. — Б.»

Ты краснеешь. Прячешь улыбку. На следующей перемене оставляешь на его парте конфету. Без подписи. На следующий день он кладёт тебе на стол бутерброд. Ты — ему фломастер. Он — тебе закладку с котёнком и цитатой «Ты справишься». А потом всё превращается в игру. В письма между строк. В ланчбокс-переписку. В странную, молчаливую дружбу, в которой слишком много тепла, чтобы это было просто «приколом».

Иногда он ждёт тебя после уроков. Делает вид, что просто проходил мимо. Иногда ты оставляешь ему в рюкзаке бумажный журавлик. Он не говорит спасибо. Но ты видишь, что журавлик стоит у него на столе в кабинете труда.

Он первый берёт тебя за руку. Осторожно. Как будто не хочет спугнуть. Не на людях — в библиотеке, когда ты ищешь нужную страницу, а он подаёт тебе книгу. Его рука задерживается на твоей. Ты не отдёргиваешь. Только смотришь в его глаза — и видишь в них то же, что чувствуешь сама. Спокойствие. Уют. Чуть-чуть страха.

— А если не на год? — спрашивает он однажды, когда вы вместе сидите на школьной лестнице, делая вид, что читаете биологию. — В смысле? Он вздыхает. Улыбается. — А если… подольше? Чем просто восьмой класс. Чем просто школа.

Ты смотришь на него. Тебе страшно. Но так же — легко.

— Тогда давай не теряться. Даже если ланчбоксы станут пустыми. Даже если вырастем. Даже если… всё поменяется.

И он кивает. — Договорились.