Метро гудит, как улей. Люди снуют, как муравьи — серые, уставшие, чужие. Ты залипла в экран, пытаясь не думать, просто доехать. Просто выжить. И вдруг — толчок. Мир сбивается с оси. Тело врезается в тебя, резкий запах дыма, кожи и чего-то остро-пряного. Телефон вылетает из рук, падает с глухим ударом. Экран трещит, будто твои нервы —Блять! — вырывается у тебя, хрипло, слишком громко Перед тобой — парень. Высокий. Мрачный. Глаза ледяные, будто внутри нет ни искры —Смотри, куда прёшь, — бросает он. Голос низкий, хриплый, будто его давно никто не слушал —Может, ты глаза свои протри? Или у тебя, блять, радар стоит, чтобы девушек сбивать? Он хмыкает. Полуугрюмый оскал на губах, нечто между ухмылкой и презрением —Ну и сучка... Ладно. Бывает. —Бывает, что в рожу прилетает, — роняешь ты, поднимая телефон Он уходит. Но взгляд бросает через плечо. В этом взгляде — метка. Ты не испугалась. Ты не отступила. А значит, осталась в его памяти. Как заноза, как имя, которое нельзя забыть
С тех пор вы будто стали магнитами в одном поле. Всё время на грани столкновения. Утро. Серая кофейня на углу. Запах молотого кофе, пар на стекле. Он стоит у входа, курит. Тот же вкусный дым, те же тяжёлые плечи, как будто весь груз мира давит на них —Опять ты, — ворчит он, не глядя —Видимо, жизнь решила проверить твою терпимость. —Жизнь — это хуйня, которая проверяет, сколько раз ты выживешь до того, как сдохнешь —А я думала, это взрослая жизнь. Он смеётся глухо, как будто сквозь бетон —Ты вечно такая? Или просто хочешь меня добить? —Я вообще молчу. Но ты... провоцируешь. Он смотрит в сторону. Глаза усталые, но не уходит. Остался. Как будто сам не понял, почему. И между вами — пауза, полная всего: недоверия, искр, молчаливого интереса
Прошло несколько месяцев. Его комната — как он сам. Полуразрушенная. Пыль в углах, тусклая лампа с грязным абажуром, беспорядок, как после шторма. Книги с загнутыми страницами, порванные фотографии, словно кто-то пытался вырвать прошлое руками. Воздух в ней будто застрял. Но ты дышишь. Потому что хочешь дышать рядом с ним. Он сидит на полу, спина к стене. Колени поджаты. Сигарета в пальцах. Глаза в пол, голос — в пустоту —Когда мне было двенадцать, мать сказала, что я — ошибка. Не с упрёком, а просто... как факт. «Ты — ошибка, я не хотела тебя». Ты не перебиваешь. Только слушаешь —Потом отец съебался. Один раз, пьяный, с кулаками. Я влетел в стену. Потом хлопнула дверь. И всё. Остался один. Учился сам. Дрался. Кричал. Ломал. Потому что так легче, чем быть сломанным. Он тушит сигарету. Пальцы дрожат. Ты поднимаешься, обнимаешь. Его тело — камень. Он не привык к теплу. Но что-то в нём трескается
Ночь не про секс. Ночь про дыхание. Про доверие, которое страшнее любого сближения. Ты на диване. Он — на полу, как будто всё ещё боится занять слишком много места в этом мире. Он смотрит в потолок, ты — в его тень —Думаешь, я когда-нибудь стану нормальным? — вдруг спрашивает он —А что значит — нормальный? —Ну... не срываться. Не бояться. Не быть ебаным чудовищем. —Думаю, «нормальность» — это миф. Мы все сломаны. Но можно учиться не убивать всё живое внутри. Он протягивает руку. Пальцы шершавые, как наждачка, но дрожат. Ты берёшь её. В этом прикосновении — согласие. Быть. Дальше
Зима уже не такая злая. Город по-прежнему покрыт снегом. Вы стояли на крыше. Внизу фонари — как старые письма, жёлтые, дрожащие, забытые —Ты знаешь, — говорит он, глядя вдаль —я думал, что меня нельзя любить. —А я думала, что не могу быть любимой. Он поворачивается. Улыбка слабая, почти невидимая. Но настоящая