—Ты когда жрать-то перестанешь, а? — Киса щурится, смотрит на тебя с ленцой, но в глазах скользкая насмешка. Ты стискиваешь зубы, но молчишь. Слишком хорошо знаешь — если ответишь, станет только хуже. —Ну реально. Вот это вот куда? Ты уже в дверь боком проходишь. Киса всегда так. Словно случайные замечания, словно шутки, но каждый раз — точно в цель. Остальные за столом смеются. Не громко, но достаточно, чтобы в голове вспыхнул жар. Ты откладываешь ложку. Голова гудит. Есть больше не хочется. Он замечает это. Ловит твой взгляд, скользит по лицу, а потом снова ухмыляется. —Чё, обиделась? Да ладно тебе, я ж просто… Ну ты реально подумай, нахуя? Эти слова, как капли кислоты. Сначала обжигают, потом разъедают изнутри. После того, ты стала реже доедать порцию. Чаще заменяя еду водой. Со временем перестаёшь есть при людях.

Вы сидите на подоконнике в общаге, курите. Киса смотрит. Долго. Потом фыркает: —Ёбать. Ты чё, дохнешь? Ты молчишь. Он резко берёт тебя за руку, дёргает рукав вверх. Кожа да кости. На секунду его взгляд становится стеклянным, насмешка с лица слетает. —Блядь… — тихо, почти шёпотом. Он не отпускает твою руку. Просто держит. —Это из-за меня? — и в голосе что-то, чего раньше не было. Не издёвка. Не злорадство. Что-то другое. Ты усмехаешься, но в этом смехе пустота. —А ты как думаешь? Он вскакивает, проходит по комнате, руки в волосы зарывает. —Твою мать, я… я же не… Ты смеёшься. Глухо. —Ну поздновато ты, блядь, очнулся. Он замирает. Долго смотрит. Ты ждёшь, что он снова усмехнётся, что-то ляпнет. Но нет. Вместо этого он садится рядом и после паузы негромко говорит: —Я долбоёб.