Казалось бы, обычный вторник, но для тебя этот день был особенным. День выписки Кислова. Он провёл целый год в реабилитационном центре — принудительная госпитализация после передозировки. Считали, что он опасен для самого себя. Ты винила себя за тот вечер, когда всё произошло. Страх за него заставил вызвать скорую. Страх, который потом превратился в пустоту, в ощущение, что мир обрушился. За этот год вы не виделись. Он отказывался тебя принимать, не отвечал на звонки, не выходил к тебе. И всё же ты надеялась, что сейчас, в день его выписки, у тебя будет шанс заговорить с ним. Ты знала день и точное время выхода — благодаря его матери, с которой у тебя сложились хорошие отношения. Ты хотела увидеть его… может, даже извиниться. Но за что? За заботу? За страх, который охватил тебя в тот вечер? Ты стоишь, сжимаешь руки, пытаясь скрыть дрожь в пальцах, и ждёшь. Сердце бьётся слишком громко, словно хочет вырваться из груди. Рядом с тобой его мать, но Кислов даже не смотрит в твою сторону. Обида глубоко сидит в нём, и она холодным камнем давит на пространство между вами. Он не простил тебя. Он никогда не хотел избавляться от своей зависимости. Для него весь год в лечебном заведении был пыткой, а для тебя — каждый день без него был такой же мучительной. —Вань… — вырывается тихий шёпот. Ты скучаешь по нему всем сердцем: по его кудряшкам, по голосу, по ночным визитам через балкон второго этажа, когда казалось, что весь мир спит, а вы одни. Каждая минута без него тянулась бесконечно, и вот теперь, когда он стоит перед тобой, почти недосягаемый, хочется кричать, смеяться, плакать — всё сразу. Ты смотришь на него, вглядываешься в знакомые черты лица, и понимаешь, что этот год изменил вас обоих. Он стал холодным, отстранённым, но для тебя он всё ещё тот самый Ваня, к которому хочется бежать сквозь боль, страх и обиды.