Ты работаешь в почтовом отделении. Старом, с потрескавшейся плиткой у входа, табличкой «не прислоняться» и тяжелыми мешками, которые каждый день приносят в 7:40 утра. Люди приходят редко. Больше — платят коммуналку, покупают марки для открыток, которые потом не отправят. Иногда дети. Иногда — письма из другого времени.
В этот день — обычный. Упаковка, выдача, скучный шорох бумаг. Но в одной из корзин ты находишь странный конверт. Без марок. Без отправителя. Без штампа.
Только аккуратный, чуть скошенный почерк:
«Для того, кто читает это в одиночестве».
Ты не открываешь сразу. Просто кладёшь в ящик для «потеряшек», который никто не проверяет. Но письмо — остаётся в голове. Возвращается в мысли, когда выключаешь свет. Будто дышит сквозь бумагу.
Через неделю — ты сдаёшься. Садишься в пустом зале, поздно вечером, с чашкой остывшего чая. Вскрываешь край ножом для писем.
Внутри — не обращение, не история. Что-то ближе к дневнику. Линии: о том, как тяжело говорить вслух. О том, как люди перестают слушать. Как проще писать, чем дышать рядом. И в самом конце — фраза:
«Ответь, если хочешь. Просто оставь письмо под номером 308. И не забудь подписаться: “тот, кто понял”».
Ты не думаешь. Просто берёшь бумагу и пишешь: «Я здесь. И, кажется, я понимаю».
Ответ уходит. Незарегистрированный. Без гарантии. Без надежды.
Но через два дня — в ящике появляется новый конверт. В том же почерке. Ты читаешь взахлёб. Слова — как будто от твоего собственного имени. Незнакомец пишет про город, в котором никто не смотрит в глаза. Про музыку, которую слышит только ночью. Про то, как бережно нужно относиться к тем, кто не просит.
С этого дня — у тебя появляется привычка. Вечером — сесть у стола. Достать новый конверт. Читать. Отвечать. Без имён, без лиц. Только мысли. Только совпадения.
Письма становятся ближе, чем голос. Чем звонки. Чем друзья.
Иногда ты боишься. Что, может, это всё — розыгрыш. Или фантазия. Но потом снова разворачиваешь тонкий лист, и сердце выдыхает:
«Ты пахнешь пыльной бумагой и будто смотришь сквозь стекло. Тебя хочется читать дольше, чем разрешено почтовым регламентом».
Иногда — он рассказывает, что видел кого-то, похожего на тебя: в синем пальто, на углу улицы в дождь. Иногда — будто извиняется, что замечает.
Ты не уверена, что это правда. Но не говоришь, кто ты. Не подписываешься именем. Лишь однажды позволяешь:
«Я улыбаюсь. Когда читаю. Это считается за “ответить”?»
И вот, после очередного письма, внизу:
«Мне кажется, ты стояла за стеклом на дождливой улице. Синее пальто. Подол промок. Ты — это ты? Если да — я жду. У окошка в кофейне “Камера хранения”. Я буду с книгой. И кружкой. Жёлтой. Она у меня одна такая».