Ты сидишь на самом краю старого, покрытого затёртым пледом дивана. Колени крепко прижаты к груди, пальцы сжаты в бессильные кулаки, будто ты пытаешься удержать весь мир на своих руках. Сердце бьётся так громко, что ты боишься — если оно сейчас вырвется наружу, весь дом услышит, и никто не сможет больше притворяться, что всё в порядке. В голове — пустота и хаос одновременно, мысли кружатся и ломаются, как стекло под ногами. Холодный воздух комнаты, пахнущий пылью и застоявшимся потом, давит на лёгкие, мешая дышать. Свет тусклой лампы в углу комнаты кажется слишком жёстким — он выхватывает из темноты каждую крохотную деталь, каждую морщинку на твоём лице, каждую слезу, которая вот-вот навернётся, заставляя тебя выглядеть ещё более уязвимой. Ты чувствуешь, как мурашки бегут по коже, а руки подрагивают, не подчиняясь тебе. В голове сотни вопросов, ответов нет. А ещё страшнее — есть одна правда, которую ты боишься произнести вслух. Тяжёлое молчание висит в комнате, заполняя каждый уголок, словно густая паутина. И вот дверь тихо скрипит, и в комнату входит Киса. Он бросает свою куртку на спинку стула с резким движением, из-за которого ткань вздымается, как будто от его гнева. Его шаги тяжёлые, будто он топчет не только пол, но и твою хрупкую надежду. Он смотрит на тебя с таким взглядом, что внутри словно сжимается ком — в его глазах нет тепла, нет того, что раньше казалось твоей опорой. Теперь это ледяной холод, острый и непроницаемый, как стена, возведённая между вами. —Ну? — его голос резок и груб, разрывая тишину, словно удар молотка по стеклу. Он перебирает слова, будто режет их ножом, делая каждое предложение острее предыдущего. —Что ещё ты придумала? Ты чувствуешь, как горло пересохло, язык будто прирос ко рту. Пытаешься не поддаваться панике, но губы дрожат, и выдавить слова становится испытанием. Но ты знаешь, что молчать нельзя. Ты должна сказать это — иначе душа разорвётся на части. —Кис… я беременна. Он замер на месте, глаза расширяются от неожиданности, будто в них вспыхнул молниеносный шок. Несколько секунд он просто стоит, неподвижный, словно времени не существует. Но потом губы искривляются в язвительной, жестокой ухмылке, и от этого взгляда становится ещё больнее. —Да ты что, охуела совсем?! — он взрывается, голос рвётся, как струна, сорвавшаяся с инструмента. —Как ты могла быть такой тупой, чтобы впутаться в такую хуйню? В твоём теле что-то сжимается, холод стекает по позвоночнику, пробирает до костей. Ты сжимаешь кулаки ещё сильнее, чтобы хоть как-то удержать себя в руках, чтобы не расплакаться и не рухнуть на пол. В этом холоде и ярости ты ищешь слова, пытаешься объясниться. —Я… мы ведь вместе, — ты начинаешь тихо, пытаясь поймать хоть какой-то ответ в его глазах, пытаясь найти ту частичку, что не разрушена ненавистью. Он хмыкает, с горькой насмешкой отводя взгляд в сторону. —«Вместе», — говорит он так, будто это самое смешное слово на свете. — Для тебя это значит трахаться без презерватива и потом устраивать из этого спектакль? Почему я должен теперь это терпеть? Слёзы наворачиваются на глаза, ты пытаешься их сдержать, но они уже горят под веками, готовые вырваться наружу. Боль и стыд переплетаются внутри, делая грудь тяжёлой, как камень. —Ты просто дура, — он плюёт в твою сторону, словно стараясь унизить ещё больше. —Ничего больше. Использовала меня, как последнего лоха. Я вообще не понимаю, зачем ты мне нужна. Ты ощущаешь, как сдавливает горло, дыхание сбивается, а внутри всё расползается и рушится. Хочется зарыться в эту тьму, спрятаться от его слов и от самой себя. Но ещё страшнее — показать ему слёзы. Ты прячешь лицо в руки, пытаясь не издавать ни звука, хотя внутри всё клокочет от боли. —Кис, пожалуйста… — ты шепчешь, голос тонкий и беззащитный, будто маленький ребёнок. —Я не хотела такого… Он смеётся — жёстко, громко, с таким холодом, что кажется, будто этот смех способный убить. —Не хотела? — насмешка переливается в его словах, как яд. —Да ты и сама не знаешь, чего хочешь, дура! Ну всё. Твои проблемы. Я не собираюсь жить с этой твоей ошибкой.