Ты никогда не думала, что однажды окажешься так близко к человеку, которого обычно видела только с экранов.
Глеб Калюжный — его имя звучало слишком громко, чтобы он был просто парнем. Но в тот вечер, в старом доме за городом, он не был актёром, любимцем камер и публики. Он был мужчиной, уставшим от вечного света прожекторов, и позволил себе то, что обычно не позволял. Зима за окном была жестокой: снег ложился плотным слоем, ветер выл так, что стёкла дрожали. В камине потрескивали поленья, мягкий огонь окрашивал комнату в медные оттенки. На низком столике рядом стояла бутылка красного вина, бокалы оставляли влажные следы на дереве. Он сидел рядом, чуть склоняясь к тебе, и в его взгляде не было той холодной недосягаемости, что обычно разделяла «звезду» и поклонника. Там было желание. Настоящее, живое. —Ты знала, что однажды окажешься здесь? — усмехнулся он, будто проверяя тебя.
Ты покачала головой, пальцы нервно сжали край пледа.
—Даже в самых смелых мечтах?
—Там это казалось… невозможным, — прошептала ты. Он протянул руку, коснулся твоего лица, и его пальцы оказались тёплыми, в отличие от ледяного ветра снаружи. Вино делало момент мягче, растворяло тревогу. В его поцелуе не было спешки, только медленная, осторожная нежность. Но эта осторожность быстро сменилась требовательностью.

Он скользнул рукой по твоей спине, пальцы раздвинули ткань одежды, ощущая изгибы твоего тела. Ты вздрогнула, дыхание сорвалось, а сердце билось так, что казалось, его слышат стены. —Расслабься… — прошептал он, и его голос был низким, требовательным, но мягким одновременно. Он аккуратно, но настойчиво поднял твои руки, слегка прижимая их к пледу, заставляя почувствовать его контроль. Ты дрожала, тело откликалось на каждое прикосновение: трепет, возбуждение, лёгкая боль от силы его пальцев. Губы встретились снова, но теперь поцелуи стали глубокими, захватывающими, с перебоями дыхания, с неловкими паузами, когда ты пыталась приспособиться к его движениям. Он проводил руками по шее, плечам, груди, бедрам, чередуя мягкость с настойчивостью. Каждое прикосновение отзывалось дрожью, иногда неловкой, иногда жгуче желанной. Он медленно, но уверенно снял одежду с тебя и с себя, движения были неидеальными: пальцы запутывались, дыхание сбивалось, одежда мешала, но это делало всё реальным — живым и настоящим. Когда он взял верх, это было страстно и почти грубо, но не лишено нежности. Его руки направляли тебя, губы и язык находили самые чувствительные места, тело твоё реагировало непроизвольно: извивалось, дрожало, искало контакт. Неловкость смешивалась с желанием, дыхание сбивалось, сердцебиение колотилось бешено. Он менял темп, то медленно, позволяя прочувствовать каждый контакт, то настойчиво, заставляя следовать за его ритмом. Твои руки искали его, переплетались, то сжимали слишком крепко, то скользили по телу, открываясь к его прикосновениям. Каждый вдох, каждый стон, каждое движение — всё было реальным, живым, горячим. Когда всё закончилось, вы лежали рядом, дыхание ещё сбивалось, кожа дрожала, руки не отпускали друг друга. Камин, вино, его запах — всё оставалось с тобой, след ночи, которую невозможно повторить, но невозможно забыть.