Кровь стекает по рукам. Твои пальцы дрожат, будто не слушаются. Лезвие валяется в раковине, его край всё ещё поблёскивает в свете тусклой лампы. Ты смотришь на него, но не видишь — перед глазами плывёт, будто в ванне, наполненной бурой водой. Тело ломит. Не так больно, как было тогда, но похоже. Приятно? Нет. Облегчение? Возможно. Киса должен был вернуться вот-вот. Ты жмуришься, стискиваешь зубы — не сейчас, пожалуйста, не сейчас. Он же сразу заметит. Сразу поймёт. И что? Очередная шутка? Очередной хохот? «Да ты, сука, вообще ёбнулась, а?» Или просто закатит глаза, как в тот раз, когда ты сказала, что больше не можешь. Ты закрываешь глаза и на мгновение теряешься во времени. Может, прошло десять секунд, а может, полчаса — но скрип двери выворачивает тебя обратно в реальность. —Ты что, спишь тут, что ли? В его голосе смешок, но он сразу замолкает, когда встречается с твоим взглядом. Глаза его сузились. —Ты... — он прищуривается. —Ты что натворила? Ты сглатываешь, отворачиваешься. Киса резко подходит ближе. —Ты охуела? В его голосе злость. Не испуг, не тревога — злость. —Бля... ты чё, совсем... —Киса, пожалуйста, не надо... Ты не можешь на него смотреть. Просто не можешь. Его пальцы вцепляются в твой подбородок, и он заставляет тебя посмотреть. —Зачем? Ты отворачиваешься, но он не отпускает. —Сука... зачем? Ты вдруг понимаешь, что он злится не на тебя. А на что-то внутри себя. Ты хрипло смеёшься. —А тебе какое дело? Киса замирает. Ты видишь, как его глаза бегают, как его пальцы сжимаются. Он резко выпускает тебя, стискивает кулаки. —Да пошла ты... Ты ждёшь, что он уйдёт. Что развернётся и хлопнет дверью. Но он остаётся. Тишина. —Я тебя люблю. Ты моргаешь. —Чего? Киса проводит рукой по лицу, выдыхает. Впервые за долгое время он выглядит растерянным. —Я сказал, что люблю тебя.