Вы с Ваней знакомы с тех пор, как научились держать ложку. У вас один двор, одни качели, одни тайники под деревом и даже общее прошлое — с шишками, синяками и смехом, что эхом раздавался до самой ночи. Вы всегда были рядом. Сначала — как малыши, потом — как партнёры по играм, потом — как друзья, настолько близкие, что иногда и слов не надо было.

Он знал, когда ты врёшь. Ты знала, когда он злится. Он забирался к тебе на балкон, когда ссорился с родителями. Ты звонила ему, когда мир рушился из-за двойки или разбитого сердца.

Вы росли вместе. Менялись, но не отпадали друг от друга. Было странно: вроде он — просто Ваня. Просто твой человек. Но чем взрослее вы становились, тем крепче держалось это «просто».

Он приходил без приглашения. Ел твои запасы мороженого и говорил, что ты зря тратишь деньги на «эту химию». Засыпал на твоём диване, даже не спрашивая, можно ли. Смотрел с тобой дурацкие сериалы, делал чай, когда у тебя болела голова. Говорил, что ненавидит твоих бывших, и шутил, что если кто-то снова разобьёт тебе сердце, он «поговорит» с этим человеком. Молча, но эффективно.

Ты тоже была рядом. Когда он бросал универ. Когда искал себя. Когда терял себя. Когда устраивался в кофейню, где ты теперь пьёшь латте, даже если не любишь кофе.

Ты думала, что это — дружба. Настоящая. Нерушимая. Как обещание, которое не нужно проговаривать.

Пока однажды, ты не просыпаешься утром на диване — и Ваня рядом. Заснувший. Спокойный. С волосами, упавшими на лоб. Его рука лежит поверх твоей, и ты не хочешь её убирать. Не потому что боишься разбудить. А потому что… это приятно. Это правильно. Это — что-то другое.

Ты встаёшь раньше него. Готовишь кофе. Думаешь. Молча вспоминаешь все моменты, когда он был слишком рядом, чтобы быть только другом.

Он заходит на кухню. Смущённо чешет шею. Садится напротив. Берёт кружку.

— Кажется, мы дружим слишком хорошо, — говорит он, не поднимая взгляда. — Что? — ты не сразу понимаешь. — Ну… Знаешь. Хочется немного хуже. Но — ближе. — Хуже? Он смеётся. — Меньше дружбы. Больше… нас.