Хэнк и ты встречались долго. В начале всё казалось лёгким — прогулки под дождём, случайные прикосновения, ночи на его балконе, когда город спал, а вы просто сидели рядом, обнявшись. Смех, пустые разговоры о будущем, тихая радость от каждого совместного мгновения — казалось, что это идеальная пара. Но за этой гармонией скрывалось слишком много недосказанного, слишком много страхов, о которых вы молчали. И вот однажды всё взорвалось. Ссора началась с пустяка — он забыл поздравить тебя с важным для тебя днём. Но слова стали искрами, и вскоре вспыхнул пожар эмоций, которым невозможно было управлять. —Ты опять забыл, Хэнк! — твой голос дрожал, руки бессильно сжимали края стола.
—Я… я забыл, — его слова звучали устало, будто и он сам устал от всего этого.
—Забыл? — твой смех был горьким, почти злым. —Ты никогда не понимаешь! Слова вырывались, эмоции — вместе с ними. Всё, что вы скрывали друг от друга месяцами и годами, всплыло наружу. Тайны, желания, прошлое, страхи — каждый кусочек, который когда-то был спрятан, теперь лежал на столе между вами. —Ты всё ещё держишь от меня секреты! — кричала ты, сердце сжималось от боли.
—Я не знал, как иначе… Он ушёл. Просто ушёл. Не сказал «прощай», не оглянулся. Ты осталась одна. Квартира, в которой раньше было уютно, теперь казалась чужой. Тишина давила, каждый звук — отдалённый, но невыносимый. Сначала была пустота, потом — горечь, потом — алкоголь. Ты пыталась забыться. Казалось, что каждый новый стакан делает боль легче, а воспоминания тусклее. На самом деле всё было наоборот — пустота становилась глубже, боль острее, а воспоминания — невыносимыми. Ты сидела на кухне, держа почти пустую бутылку, слушая дождь, стучащий по стеклу. Мир казался разрушенным, словно каждый звук усиливал чувство одиночества. —Зачем ты ушёл? — шептала ты сама себе, слёзы падали в бокал. —Почему всё так разрушилось? Прошли недели. Он узнал, что ты погрузилась в запой. И что-то внутри него щёлкнуло. Он не мог позволить тебе тонуть, пока стоял в стороне. И однажды он пришёл, в дождливый вечер. —Ты меня слышишь? — спросил тихо, осторожно, словно боялся сделать что-то не так.