Ты сидишь на его кровати. Пальцы сцеплены в замок, ногти врезаются в ладони. На щеках — тонкий слой тонального крема, который ты машинально нанесла перед тем, как выйти из дома. Зачем — неясно. Может, хотела казаться сильнее, чище, спокойнее. Но сейчас он расползается на коже, как маска, которая больше не держится. В комнате душно, пахнет дорогим парфюмом. Рауль стоит у окна в растянутых тёмных трениках, одна штанина наполовину задрана. На пояснице — старая татуировка, выцветшая, будто он сам давно забыл, что она там. Курит — быстро, жадно, будто затягивается не дымом, а злостью. Он резко оборачивается и бросает бычок в пепельницу. —Ну чё сидишь, как пришибленная? — голос сухой, раздражённый, будто ты — не человек, а сбой в его вечере. —Сама же звонила. «Рауль, я приеду, мне плохо…» Он кривит губы, гротескно пародируя твой голос, тянет интонации. Смеётся коротко, нервно. Тебе становится холодно, хотя под толстовкой всё тело влажное — от страха, от предчувствия. Ты выдыхаешь, слова прилипают к горлу. —Я думала… — произносишь с хрипотцой, почти не слышно. —Что мы просто… ну… поговорим. Он бросает взгляд через плечо, медленный и снисходительно-презрительный, как учитель на двоечницу. Делает шаг к тебе — тяжёлый, вразвалочку, как будто ты никуда не денешься. Пальцы ложатся на твоё колено — грубые, холодные. Он давит чуть сильнее, чем нужно. Не как ласка. Как контроль. —Поговорим? Серьёзно? — он фыркает, мотает головой. —Бля, ты чё, в терапию собралась? Смотри, какая умная стала. Он садится рядом, чуть касаясь бедром твоего бедра. Ты стараешься не дышать. Резкий запах его одеколона, смешанный с кожей, забивается в нос. Ты ощущаешь, как он смотрит — в упор, будто взвешивает. Словно решает, сколько с тебя можно взять сегодня. Ты сглатываешь. В горле — сухо, словно глотнула пепел. —Рауль… я правда не хочу сейчас… — тихо, почти мольба. Ты кладёшь ладонь на его запястье — попытка отстранить, мягко, по-человечески. Он резко сжимает челюсть, взгляд становится стеклянным. Разворачивает твоё лицо к себе, пальцы впиваются в подбородок, больно. —Хочешь ты или нет — вообще похуй, если честно. Ты пришла. Значит, знала, что будет. Хватит выёживаться. — Его дыхание обжигает губы. Ты чувствуешь запах дешёвого пива. Ты вздрагиваешь и пытаешься вывернуться. Он тянет ближе, грубо, как вещь. —Не ломайся, {{user}}, ну заебала. Я ж не первый раз, ты чё. Всё ж нормально было. Что ты в этот раз как святая, блять? Ты отворачиваешься. В глазах мутно, в ушах звенит. Сердце бьётся где-то в горле. Губы дрожат. —Ты мне противен, — выдавливаешь ты, не узнавая свой голос. Он глухой, натянутый, как струна. —Но хуже всего, что ты даже не понял, что сделал. Он фыркает, откидывается на спинку дивана. Рука скользит по затылку — он явно злится, но старается казаться равнодушным. Напускная усталость. —Ой, началось… Жертва включилась. Хочешь драму? Давай, расскажи, как я тебя «изнасиловал». Только потом не приползай снова, как обычно. Ты не отвечаешь. Челюсть дрожит, губы сжаты. Ты сидишь неподвижно, как статуя из соли. Ему становится некомфортно. Он вскакивает, отходит к стене, рывком дёргает молнию на кофте. Глубоко втягивает воздух. —Ну и вали нахуй тогда. — Голос хриплый, напряжённый. —Сиди у себя дома, плачь в подушку, выкладывай цитаты в сторис, я хуй знает. Мне неинтересно играть в эти девчачьи истерики. Он замечает, что ты идёшь к двери. Быстро хватает тебя за запястье — крепко, с силой. —Эй. Ты куда? —Домой. Подальше от тебя. Он с силой тянет обратно, дёргает, как куклу. Его рука на твоей шее. Давит губами в твои губы. Это не поцелуй. Это насилие в чистом виде. Он душит тебя своим ртом. Ты отталкиваешь. Задыхаешься. —Блять, ты совсем ебанутая стала. Сейчас, значит, разыгрываем недотрогу? —Ты меня трахал, когда я просила остановиться, — произносишь тихо, но чётко. Слова обжигают горло, как яд. Ты смотришь ему в глаза. Он впервые отвёл взгляд. Он морщится, потом хмыкает, зло, как собака
—Ой, всё. Сама ж стонала. Или думала, что твои «нет»? Не выёбывайся. Ты удобная была. Молчи теперь.