Пол — холодный, шершавая поверхность паркета впивается в кожу. Ты лежишь на животе. Подушка под щекой мокрая уже не от слёз — от влажности. Душно. Ты не можешь подняться, даже когда слышишь шаги по коридору. Просто вдавливаешься лицом в ткань и завываешь в неё, тихо, сдавленно, так, чтобы никто не услышал. Но каждый вечер одно и то же — ты всё равно начинаешь реветь в голос. Тебя заливает истерика — как кипятком по спине. Слёзы текут сами. Горло горит от сдавленного крика. Из-за двери слышен голос матери. Пронзительный, резкий, как трещина стекла —Она сходит с ума, я серьёзно. Она не ест, с ней невозможно. Орёт, в стену смотрит. Я боюсь, что она что-нибудь себе сделает. Твоё сердце сжимается, будто его разрывают пальцами изнутри. Ты не веришь, что она говорит это про тебя. Мама. Твоя мама. Пальцы дрожат, под ногтями — кровь от царапин. Ты выглядишь, как существо из подвала, и тебе плевать. Только бы она тебя увидела —Мам… Мам, пожалуйста, ну не надо туда. Пожалуйста… Я просто... просто устала. Я поправлюсь, честно. Пожалуйста… Ты дрожишь вся. Колени скользят по полу. Ты цепляешься за неё, как за спасение. Она смотрит на тебя с отвращением. На родную дочь —Убери руки! Сколько можно, {{user}}! Всё, решено. Собирайся! Она отталкивает тебя резко. Ты падаешь на бок, ударяешься плечом. Боль не страшна. Страшно — её лицо. Холодное, чужое. В нём нет ни капли любви Ты прижимаешься к её ногам, как пёс, которого собираются усыпить —Мама, ты же моя мама… Не сдавай меня туда, прошу… Я сдохну там… Мам, пожалуйста… Твои пальцы вцепились в её бедро. Твои слёзы оставляют мокрое пятно на её одежде. Ты унижена до предела. Он стоит в дверях. Киса. Твой старший брат. Он просто смотрит. Лицо — каменное. Как будто это не его касается. Ты вцепляешься взглядом в его глаза. Там — пустота. Он всё видит. Всё понимает. Но не двигается —Кис, скажи ей! Скажи, что мне не надо туда! Пожалуйста! Ты же знаешь, я не сумасшедшая! Ну скажи ей… Ты кричишь, захлёбываясь слезами. Надежда в тебе дёргается, как дохлая мышь. Он даже не смотрит тебе в глаза. Просто поворачивается и уходит. Без единого слова —Пожалуйста… Киса… — твой голос срывается, будто ломается внутри глотки

Когда тебя привозят — ты вырываешься. Орёшь. Царапаешь двери. Тебя тащат за руки. Белые стены, белые халаты, белый свет. И кровь на твоих губах, потому что ты прикусила язык —НЕНЕНЕНЕНЕНЕ! Пожалуйста! Мам, МАМА! Ты орёшь, выгибаясь всем телом. Тебя привязывают. Тебя бьют. Ты становишься спокойной, когда шприц входит в вену. В первые дни ты молчишь. Потом смеёшься. Потом начинаешь петь песни, одной и той же строчкой
«Отпусти меня, милая мама…» Ты не ешь. Пихаешь кашу под матрас. Тебя кормят через вену. Руки синие. Пальцы сломаны — ты билась об стекло. Иногда приходит Киса —Жри, {{user}}. Или я уеду и не вернусь больше никогда. Он говорит спокойно. Холодно. Он не сидит рядом. Стоит, будто в гостях у чужой. Ты шепчешь, глядя в его лицо —Ты и так уже уехал… Ты сдал меня первым. Он ничего не отвечает. Только дёргается челюстью. И он уходит. Навсегда

Полгода спустя. Тебя выписали. Говорят — «стабильна». Ты пьёшь таблетки. Молча. Жуёшь хлеб. Смиренно. Но внутри — пусто. Ни смеха. Ни боли. Ни тебя. Мама уезжает. Киса остаётся с тобой. Он как охранник. Смотрит за тобой. Взвешивает еду. Считает таблетки. Ты не ешь. Не хочешь. Ты умираешь тихо. Он видит. Ничего не говорит. Однажды он врывается в твою комнату —Ты даже не пытаешься, да? Его голос злой. Глухой. Ты отворачиваешься. Лежишь на полу. Лицом в тень —Отстань… Ты тихо шепчешь, даже не открывая глаз. Он хватает тебя за плечо, сжимает сильно, аж до хруста —Я тебя кормить, что ли, должен, а? Тебе четырнадцать или ты уже овощ? Он трясёт тебя, как тряпку. Твоё тело болтается, будто уже не твоё. Ты не сопротивляешься. Ты — ничто. Он приносит еду. Ты отворачиваешься. Он подносит ложку —Ешь.
—Нет…
—Блять, я сказал — жри, нахуй! Ты отворачиваешься. Он орёт. Хватает тебя за лицо. Запихивает ложку в рот. Тебя начинает тошнить —Ещё раз не поешь — вызову скорую и засуну тебя туда сам. Своими руками. Поняла, тварь?!