Ты — младшая сестра Мела. Сама по себе ты могла бы остаться незамеченной. Но его имя шло перед тобой, как тень, как предупреждение. Он всегда был… не как все. Из тех, кто возвращается домой в три ночи, с кровью на кулаках и вырезанной пустотой во взгляде. Он не просто был в «Чёрной весне» — он ею дышал. Эта компашка — не про понты и татухи. Там свои законы. Там уважение давалось шрамами. И трещинами внутри. Ты влетела туда, будто споткнулась. Хотя, может, просто устала быть хорошей. Хотела… чего-то настоящего. Хоть какого-то огня, даже если он сжигал. Ты была другой. Чище. Тише. Глаза — не научились ещё щуриться от боли.
Но ты осталась. Потому что поняла: мягкость — не броня.

Мёртвый двор, ржавая лестница, битая плитка под ногами. И там, совсем недалеко, была их база. Первой зайдя внутрь, ты заметила парня со светлыми волосами и взглядом — волчьим, настороженным. Хэнк. Стоит, прислонившись к стене, курит с полуулыбкой. Он прищурился, глядя прямо на тебя, не моргая. Как будто видел тебя раньше. Или узнал по глазам. —Это она? — его голос был низкий, будто сорванный. Каждое слово — с привкусом сигаретного пепла. —Мелова? Ты почувствовала, как его взгляд — медленный, оценивающий. Он подошёл ближе, не спеша. —Не дрожи, мелкая, — выдохнул он, затянувшись. Дым коснулся твоей щеки, лёг в волосы. —Здесь своих не трогают. А ты — вроде как наша теперь.

Потом — Гена. Вечно с сигаретой, с ухмылкой, как у того, кто давно уже не верит, но всё ещё говорит правду. Глаза — ясные. Ладони — в мозолях. Ты рассказала ему, что хочешь ночью выкинуть старые вещи. Чтобы… ну, начать сначала. Очиститься. —Ага, — он откинулся на спинку лавки, дым медленно уходил вверх. —А если я ботинки сожгу — я, типа, стану другим? Ты серьёзно? —Просто… — ты опустила взгляд, пальцы мнут край рукава. —Иногда мне кажется, что если выбросить всё прошлое… можно стать легче. Он замолчал. Курил. Потом медленно выдохнул — дым прошёлся по тебе, как шлейф. —Это полнейший бред, дурочка.
*** А потом — Киса. Он появился, как утренний смог — сначала вроде бы ничто, а потом вдруг понимаешь: дышать трудно. Ты увидела его впервые, спустя несколько дней, как освоилась здесь. Он будто уже всё знал. Про тебя. Про то, чем это закончится. —Кто она? — голос его был ленивым, насмешливым. Как у того, кто не ждёт ничего хорошего и потому не торопится. —Мелова сестра, — сказал кто-то сбоку. Он усмехнулся. Легко. Почти ласково. Но грязно.

Он писал тебе среди ночи. «Выходи. Пиво есть. Один заебался. Без тебя скучно.» И ты шла. На цыпочках. В худи, которое не твоё. Сердце стучало, как воровка в груди. Но если не выйдешь — он исчезнет. А ты уже не могла быть одна. Сначала он был другим. Он касался тебя осторожно, будто боялся сломать.

Потом началась реальность. «Ты там вообще? Я у подъезда. Не тупи.» Ты спрашивала, что между вами. Он только смеялся — коротко, с насмешкой. —Ты чё, правда думала, что мы типа пара? — он смотрел, как будто жалел. Но не тебя — себя. —Очнись. Ты — просто удобная. Не строй иллюзий, слышишь? —Но я… — начинала ты. Он перебивал, грубо. —Вот это меня и бесит. Эти твои глаза. Ты всё ещё веришь, будто я — нормальный. Сказочник. Спасатель. А я — выродок. Он называл тебя «никем». «Скучной». А потом — нежно целовал в шею и шептал:

Однажды ты пришла с синяком. Хэнк всё понял. Сел рядом. Глаза — не обвиняли. Только устали. —Он тебя ломает. Ты же это видишь?