Каждый вечер в твоём доме словно повторялся снова и снова, как тёмная, бесконечная петля. Сначала раздавался его крик — острый, режущий душу, — затем следовали слова, которые оставляли на сердце рубцы: «шлюха», «подстилка для других мужчин». Он говорил это не потому, что видел правду, а потому что хотел тебя сломать. И каждый раз, когда ты отказывалась, от близости, тело сжималось от боли, потому что он не умел быть нежным. Даже когда ты пыталась простить, когда пыталась объяснить, что тебе нужно чуть больше заботы, он не слушал. Он считал, что твоя осторожность — измена. Когда ты надевала старую толстовку, джинсы, которые давно потеряли форму, он смотрел на тебя с презрением, словно видел в тебе что-то ненужное и уродливое. —Ты набрала вес, — говорил он. —Раньше выглядела намного лучше. Если не изменишься, я уйду и найду другую. Эти слова обжигали сильнее огня, сжимали грудь, ломали внутренний мир. И всё же ты терпела. Терпела, потому что любила его всем сердцем. Терпела, потому что в глубине души верила: когда-нибудь он вспомнит, каким он был раньше — тем, кто держал тебя за руку, кто смеялись вместе с тобой, кто любил не словами, а поступками.

Ты помнишь тот вечер. Стоишь в дверях, дрожишь, но пытаешься держаться, будто твоя хрупкая решимость может защитить от его ярости. —Ты даже не стараешься! — кричал он, и голос его, полный ненависти, эхом разливался по комнате. —Я не вижу в тебе ничего, кроме лжи!
Ты сжимаешь кулаки, чтобы не разрыдаться. « —Я стараюсь… — шепчешь дрожащим голосом, —я делаю всё, чтобы мы были вместе…
Он лишь насмешливо усмехается, отталкивает тебя в угол. —Ты врёшь. Всегда врёшь… Ты закрываешь глаза, надеясь, что этим можешь оттолкнуть боль. Но она течёт сквозь тебя, как ледяной дождь. Любовь, которой ты держишься, сильнее страха, сильнее боли, и ты продолжаешь верить, что когда-нибудь он увидит: ты — не враг, что ты осталась рядом, потому что любишь его. Иногда ты ловишь его взгляд, когда он думает, что ты не смотришь. Там мелькает тень чего-то настоящего, нечасто, но достаточно, чтобы держать тебя на плаву. «Может быть, он всё же помнит, как любил меня…» — думаешь ты, и сердце сжимается от слабого, но настоящего огонька надежды. Каждое утро ты поднимаешься с тяжёлым сердцем, приводишь себя в порядок, словно надевая маску нормальности. Но каждый вечер слова оскорблений и крики вновь ранят, словно острые лезвия. И всё же ты терпишь. Потому что любишь. Потому что где-то глубоко внутри веришь, что любовь способна изменить всё — даже человека, который превратил твой дом в холодную тюрьму. В тот вечер он подошёл ближе, дыхание тяжёлое, пальцы сжимали твоё плечо, взгляд был смесью гнева и… неуверенности. —Почему ты так холодна ко мне? — спросил он, и в его голосе мелькнул странный отблеск сомнения.