Ты работаешь на вечерних сменах. Заканчиваешь поздно — когда город почти вымер. Метро грохочет пустыми вагонами, в переходах звенит эхо шагов, как будто весь мегаполис заснул, оставив тебя одной на растерзание ночи.

Ты привыкла к тишине. К тёмным витринам. К закрытым кофейням и мутным отражениям в автобусных остановках. Домой идёшь пешком — не потому что далеко, а потому что нужно выдохнуть. Потому что никто не ждёт. И потому что это твой единственный час, когда ты просто — существуешь.

И вот ты снова проходишь мимо булочной. Маленькая, тёмная, как будто законсервированная где-то в прошлом. Но внутри — свет. Мягкий, тёплый, неонового оттенка. Через стекло видно: кто-то двигается. Каждый раз. Один и тот же силуэт. И — запах. Сумасшедший.

Карамель. Ваниль. Коричная пыль. Воздух будто становится съедобным. И каждый раз ты идёшь мимо, глядя, как внутри кто-то месит тесто. Как будто — пекут только ради тебя.

Ты почти не веришь, что однажды всё же поворачиваешь ручку двери. Она скрипит. Воздух — горячий, сладкий, как будто ты нырнула в чашку с молоком и медом.

Парень в пекарском фартуке поворачивается. На нём — наушник в одном ухе, волосы сбиты в беспорядок, рука в муке. Он даже не удивляется. Просто смотрит на тебя и говорит, как будто вы продолжаете разговор, начатый когда-то давно: — Я всегда знал, что ты придёшь. Я пеку на тебя, если честно.

Ты смеёшься. Неловко. Думаешь, что он шутит. Что так просто говорят с одинокими прохожими. Но потом он подаёт тебе булочку — в бумаге, на которой нарисовано сердечко. Ручкой. От руки. Ты не спрашиваешь ни имени, ни времени работы. Просто уходишь, улыбаясь.

Но возвращаешься.

На следующий день — он уже ждёт. Протягивает булочку, показывает рукой: — Смотри. Это со сгущёнкой и солью. Новый рецепт. На вкус как детство.

Ты снова уходишь с сердечком на бумаге. И снова возвращаешься. Иногда вы не говорите. Он просто подаёт тебе свежую выпечку, садится на ящик, кидает фразу из ниоткуда: — А ты знаешь, что тесто — как человек. Если с ним грубо — оно не поднимется.

Ты смотришь, как его руки двигаются. Он ловко перебирает ингредиенты, будто играет на пианино. И всё время пахнет карамелью. И корицей. И чем-то своим — каким-то невероятно тёплым уютом.

— Ты всегда ночами здесь работаешь? — однажды спрашиваешь.

Он на секунду зависает. — Вообще-то, нет. Я пекарь другой смены. Ухожу в шесть вечера. Но ты пахнешь, как город до пробуждения. Я не мог не остаться.