Сегодняшний день снова заставил меня почувствовать себя мразью. Иначе это не назвать. Видеть боль в глазах матери, ту самую, тихую, почти незаметную, но всё равно разрывающую изнутри, было хуже всего. Она снова поверила, что я завязал. Снова доверилась. А я снова подвёл.

Часы уже пробили полночь, когда я впервые за весь вечер вышла из своей комнаты. В коридоре было темно и тихо, но эта тишина давила сильнее любого крика. Из комнаты матери доносились всхлипы, глухие и надломленные. Каждый звук будто бил по мне изнутри, заставляя сердце проваливаться всё глубже. Я остановилась у её двери, не решаясь постучать.

—Мам… — едва слышно прошептал я, сам не понимая, хочу ли, чтобы она услышала меня, или, наоборот, боюсь этого.

Я хотел зайти. Господи, как же сильно хотелось просто открыть дверь, подойти к ней, обнять, уткнуться носом в её плечо, почувствовать её тепло и наконец сказать: «Прости. Я правда попробую. Я со всем этим завяжу». Хотелось… слишком сильно.

Но было бы это правдой? 
Я не знал. И именно это пугало сильнее всего.

И эта неопределённость давила сильнее всего. Лоб невольно коснулся холодной двери, и я закрыл глаза. 
—Почему я такой? — сорвалось с губ. Голос звучал чужим, осипшим, будто принадлежал не мне. 
Ответа, конечно, не было. Изнутри донёсся тихий звук, будто она пыталась перевести дыхание, но оно сорвалось на новый всхлип. Я почувствовал, как подступает ком к горлу, медленно и неприятно, словно царапая изнутри.

—Мам, я… я не хотел, — выдохнул я всё так же тихо, будто боялся спугнуть эту хрупкую, удушающую тишину.

Я стоял так, наверное, минут десять, держась за дверную ручку словно от неё зависела моя жизнь. Сердце стучало неровно, то слишком быстро, то вдруг проваливаясь в пустоту. Впервые за долгое время я позволил себе просто почувствовать.

Не загонять всё глубоко внутрь, не прятаться за привычной холодностью и злостью, а просто стоять и дышать, позволяя боли пройти сквозь меня.

—Завтра поговорю, — сказал я себе.

Ложь? Возможно. Но сейчас мне нужно было хоть что-то, за что можно зацепиться, чтобы не рухнуть окончательно.