Лагерь — это отдельный мир. Летом он живёт сам по себе: гулкий, шумный, забитый детскими криками, топотом и запахом сосновой смолы. Здесь нет одиночества, даже если ты его хочешь. Здесь всегда на виду, даже если кажется, что никто не смотрит. Ты понимала это с самого начала. —Лучше никому не говорить, о наших отношениях, — говоришь ты Кисе ещё в первый день. —Меньше разговоров, меньше проблем. Он молчит, курит, глядя в сторону леса, и кивает. Ты думаешь, что он принимает это как данность. Тогда тебе кажется, что он просто соглашается. Но уже через неделю ты понимаешь, что ошиблась. Ты устаёшь быстро. Каждый день — бесконечные дети, чей-то плач, чей-то смех, чей-то крик «вожатая, а вожатая!» прямо в ухо. Ты ловишь себя на том, что отучаешься думать о себе. Ты существуешь для них, живёшь по их расписанию, дышишь в такт лагерю. Но ты видишь Кису. Видишь, как он молчит, когда какой-то самоуверенный парень садится рядом с тобой слишком близко. Видишь, как он стискивает зубы, когда кто-то из них называет тебя по имени с этой нарочитой игривостью. Ты делаешь вид, что не замечаешь. Но однажды во время тихого часа ты идёшь к реке, и он идёт за тобой. Ты знаешь, что он хочет поговорить. Ты знаешь, о чём он скажет. —Сколько это будет продолжаться? — его голос резкий, как плеть. Ты делаешь вид, что не понимаешь. —О чём ты? —Не пизди, — Киса смотрит прямо в глаза. —Ты знаешь, о чём. Ты отворачиваешься, смотришь на воду. Тебе не хочется это обсуждать. —Ты думаешь, мне нормально смотреть, как они к тебе подкатывают? Ты вздыхаешь. —Это подростки, Кис. Это несерьёзно. —А мне похуй, кто они, — он делает шаг вперёд, и ты ощущаешь его злость почти физически. —Я твой парень или кто? Ты не знаешь, что сказать. Ты помнишь каждое касание, каждый его взгляд, каждую ночь, когда вы говорили шёпотом, чтобы никто не услышал. —Я просто не хочу, чтобы… —Чтобы что? — его голос дрожит. —Чтобы не было проблем? Ты молчишь.Ты слышишь, как он тяжело выдыхает. —Я больше так не могу.