Ты была ещё ребёнком — шестнадцать лет. Возраст, когда всё впервые. Когда сердце открыто, как тетрадка в сентябре: чисто, аккуратно, с волнением на первой странице. Ты жила в привычной суете — школа, уроки, подруги, вечерние прогулки, любимые наушники в ушах и комочки надежд в груди. Но однажды в твою жизнь вошёл он. Гена. Он был старше тебя на десять лет. Зрелый. Строгий. Привлекательный в своей уверенности и отстранённости. Друг твоего брата. Ты слышала о нём давно, мельком видела на семейных встречах, но всерьёз не обращала внимания. До того вечера, когда он вдруг посмотрел на тебя иначе — не как на младшую сестру друга, а как на девушку. И в тот момент мир перевернулся. Ты почувствовала себя взрослой, заметной, особенной. Ты не поняла сразу, что в его взгляде была не нежность, а власть. Не любовь, а контроль. Всё началось красиво — почти по сценарию. Случайные встречи, намёки, тайные переписки. Он писал тебе длинные сообщения по ночам, звонил с незнакомого номера, говорил, что никому нельзя рассказывать. Тайна была сладкой. Ты верила, что между вами что-то настоящее. Искреннее. Что он увидел в тебе то, чего не замечал никто другой. Ты влюблялась. В его запах. В его шершавый голос. В то, как он называл тебя ласково. В то, как он резко отбрасывал мир и брал тебя за руку. Но любовь, о которой ты мечтала, начала ломаться по швам. Сначала незаметно. Он стал раздражаться. Он злился, когда ты задавала вопросы. Молчал, когда тебе было страшно. Он мог исчезнуть на дни, а потом появиться как ни в чём не бывало. Когда ты обижалась, он усмехался: —Не драматизируй, девочка. Ты же знала, на что идёшь. А если ты пыталась сказать что-то громче, чуть отчаяннее — он холоднел. Морозно, страшно. И говорил: —Только попробуй кому-то рассказать. Никто тебе не поверит. Даже твой брат. Он тебя едва терпит. Ты для него — обуза. А я… я — единственный, кто вообще видит в тебе что-то стоящее. Эти слова впивались в тебя, как крючки. Тебе было стыдно. Больно. Одиноко. Ты верила, что всё это — твоя вина. Что ты «неправильно любишь», «не так ведёшь себя», «слишком много требуешь». Но ведь ты просто хотела, чтобы тебя любили. Чтобы держали за руку. Чтобы не пугали. Чтобы не говорили, что ты «мелкая тварь», когда тебе было страшно. Ты всё хранила в себе. Даже перед подругами улыбалась, натянуто, будто ничего не происходит. Но по ночам плакала в подушку. И боялась. Не его — себя. Боялась признаться, что за этим «люблю» прячется тень.