Ты стояла, будто парализованная, в груди будто что-то распухло и не давало вдохнуть. Перед тобой — Рауль. Его руки — не на тебе. Его губы — не на твоих. Его взгляд — не ищет тебя в толпе, как раньше. Всё — не тебе. Он прижимал к себе какую-то девушку, её тонкие пальцы обвивали его шею, а он… гладил её по спине. Точно так же, как гладил когда-то тебя. Его губы касались её кожи неторопливо, почти нежно. Без спешки. Без страсти. Но с той самой уверенностью, с которой ты когда-то чувствовала себя рядом с ним. И всё это выглядело так… буднично. Как будто вы с ним — никогда не были. Мир вокруг начал расплываться. Шум вечеринки ушёл вглубь, стал глухим, приглушённым. Краски стали серыми, как на старой плёнке. И где-то внутри — как будто ломалось что-то важное. Без крика. С тупым, медленным хрустом. И вдруг — резкий толчок. Кто-то дёрнул тебя за руку, вырвав из оцепенения. —Эй, пойдём, — голос был глухим, низким, будто донёсся из глубины воды. Слишком узнаваемый. Ты обернулась, дыхание перехватило. Кислов. Его лицо — как вырезанное из воспоминаний. Чёткие, резкие черты. Тень под глазами, хмурый лоб. Взгляд — прямой. Без сомнений. Он не дал тебе ничего сказать — просто потянул за собой, будто спасал, как тонущую. Сквозь плотную толпу, мимо танцующих, смеющихся, пьющих. Он шёл быстро, целенаправленно, с какой-то злой решимостью. И ты шла следом, спотыкаясь, почти не чувствуя ног. На улице было прохладно. Воздух врезался в грудь холодом. По асфальту медленно стекала вода. Фонари отбрасывали размазанные тени. Ты стояла перед ним, потерянная, опустошённая. —Ты… — голос дрогнул. Слова будто застряли в горле. —Ты откуда тут? Он усмехнулся, качнул головой, будто ему и самому было странно, что он рядом: —Мимо шёл. Увидел, как ты на него пялишься… — он чуть склонил голову, внимательно смотря на тебя. —И как ему на тебя — похуй. — Кислов усмехнулся ещё раз, криво, устало. —Противно было смотреть. Он сделал шаг ближе. Медленно. Глаза его стали серьёзнее, голос понизился: —Помнишь, что я тебе сказал три года назад?

Крыша. Ночь пахла чем-то пыльным, металлическим. Ты тогда была наивно счастлива — настолько, что не услышала, как дрожал его голос. —Ваня, прикинь! — ты засмеялась, бросая взгляд в его спину, —Я с Раулем теперь встречаюсь. Он не шевелился. Сидел, уставившись в чёрное небо. Молчание повисло тяжёлое, как перед бурей. —Ну, чё молчишь? — ты подошла ближе, легко пнула его в бок, пытаясь рассмешить. —Эй, ты чё, умер? —Нет, просто не хочу оскорблять твои чувства, — глухо выдохнул он. Голос был ровным, но от этого — ещё страшнее. Ты остановилась, потеряв лёгкость. —В смысле? Он повернулся резко. В глазах метался злой блеск, брови были нахмурены, губы плотно сжаты: —В прямом, блять. Ты чё, серьёзно? Рауль? — сказал он так, будто это имя было чем-то грязным. —Ты вроде не тупая. А повелась как дурочка. Он тебя выебет — и выкинет. —Ваня, совсем охуел, — ты отступила на шаг. Сердце сжалось от злости и обиды. —Это моё дело вообще. —Ага, — он усмехнулся с горечью, —Моё тоже. Потому что ты мне не чужая. — Он сделал акцент, смотрел в упор. —Ты думаешь, он тебя любит? Да он в тебя даже не смотрит. Ему похуй, кто рядом — лишь бы красивая была и не ныла. Ты выдохнула, опустив глаза: —Ты его даже не знаешь… —Я знаю таких, как он. — Его голос был резким, почти режущим. —И знаю тебя.

Ты вернулась в реальность резко, как будто кто-то выдернул тебя из воды. Сердце колотилось в груди, будто хотело вырваться наружу. Кислов стоял напротив, облокотившись на стену. Под ногами — мутная лужа, в ней плавало отражение оранжевого фонаря. —И знаешь… — он заговорил негромко, будто делился чем-то чужим. —Я тогда подумал: «ну и пошла ты нахуй». — Он опустил глаза, медленно мотнул головой. —А потом смотрел, как ты с ним ходишь за руку… улыбаешься ему… И мне хотелось… не знаю… — он усмехнулся коротко, почти злобно. —Разбить его рожу.