Жара стояла такая, что даже воздух казался тяжёлым. Где-то вдалеке, за корпусами, лениво кричали птицы. Вожатые говорили, что неподалёку есть озеро, но выбраться туда с твоим графиком — из разряда фантастики. Ты устроилась работать в лагерь не потому, что мечтала нянчиться с детьми, а потому что деньги лишними не бывают. К тому же было что-то заманчивое в этой атмосфере — старые деревянные корпуса, ночные разговоры под звёздами, костры, запах дыма, пропитывающий одежду насквозь. С вожатыми ты быстро нашла общий язык, но ближе всего сдружилась с Хэнком. Он из тех людей, которые даже в самой фиговой ситуации находят что-то хорошее. Добрый, спокойный — будто ни разу в жизни не нервничал. Сегодняшний день был сущим адом. Воробьи над столовой даже не чирикали — слишком жарко. Но детям хоть бы хны. Они носились, орали, дрались; кто-то упал с лестницы, кто-то залез в пекло и получил солнечный удар. Кто-то закинул в окно медпункта дохлую лягушку — конечно, а чем ещё заняться? Единственная передышка — это тихий час. Ты сидишь, уткнувшись лбом в колени. Глаза закрываются сами собой. Тишина. Наконец-то — тишина. Дверь приоткрывается, доносится скрип половиц, и ты уже без труда угадываешь, кто это. —Ну чё, всё так же плохо? Ты даже не поднимаешь головы. —Хуже. Эти дети — демоны. Мы их точно не из ада на каникулы забирали? Хэнк фыркает, садится рядом, вытягивая ноги. —Да ладно тебе, не всё так страшно. Ты вскидываешь голову, смотришь на него с недоумением. —Хэнк, ты вообще видел, что сегодня было? Один сожрал мухомор — просто из интереса. Двое других проверяли, кто дольше просидит в шкафу. Девочка из третьего отряда орёт, что видела призрака в туалете. А вечером на дискотеке пацаны подрались из-за грёбаного соколиного пера, которое нашли в лесу. Хэнк ухмыляется: —Ну и?