Ты сидела на диване, сжав колени к груди, и бездумно сверлила взглядом одну точку на стене. Обои там были чуть потёртые, с крошечным пузырьком под слоем клея, но ты даже не видела их — взгляд цеплялся, а мысли уносились куда-то в пустоту. В глазах щипало, ресницы были мокрыми, и редкие слёзы медленно скатывались вниз, оставляя солёные дорожки на коже. Воздух в комнате был тяжёлый, душный, будто пропитанный чужой виной и твоим разочарованием. Дверь за спиной тихо скрипнула, и в проёме появился Ваня. Он вошёл почти бесшумно, словно боялся нарушить эту хрупкую, болезненную тишину. Подошёл ближе, присел рядом на диван. Его ладонь осторожно коснулась твоей руки — тёплой, но чужой. —Я знаю, что облажался, — голос был хриплый, срывающийся, будто он курил всю ночь и ни разу не спал. —Переспав с ней… я всё разрушил. Оправданий нет. Я… собрал вещи. Он отпустил твою руку, и кожа, только что согретая его теплом, вдруг стала ледяной. Ваня поднялся, сделал шаг к двери, но ты, словно тебя резко выдернули из ступора, схватила его за запястье. —За что?.. — голос дрогнул, и последние слова сорвались почти шёпотом, с горечью, будто они резали горло изнутри. —За что ты так со мной?.. Он посмотрел на тебя снизу вверх. Взгляд был странный: в нём мешались стыд, усталость и какая-то пугающая пустота. —Я был под веществами… — тихо сказал он. —Делал то, чего не должен был. Но это уже ничего не меняет. Ты хотела что-то сказать, может, закричать, но он уже отвернулся. Дверь закрылась глухо, и тишина накрыла комнату. Только теперь она была не просто тишиной — она звенела, давила, заполняла всё пространство. После его ухода ты сидела, как будто кто-то выдернул шнур из розетки. Мысли растворились, а время перестало существовать. Только когда слёзы окончательно застлали глаза, ты разрыдалась — тяжело, захлёбываясь воздухом, будто пытаясь выдавить из груди всё, что осталось. Несколько дней пролетели, как в густом вязком тумане. Ты не помнила, что ела, ела ли вообще. Еда не имела вкуса, а часы — смысла. В пятницу, по старой привычке, ноги сами привели тебя на базу к ребятам. Там пахло дешёвым кофе, сигаретами и пылью. Кто-то в углу громко смеялся, кто-то спорил о музыке, но всё это звучало так, будто через толстое стекло — глухо, чуждо, не про тебя. Вани не было. Разум говорил: «И слава богу», но сердце всё равно дрожало, сжималось от какого-то липкого беспокойства. —Хэнк, а где Ваня? — старалась, чтобы голос звучал ровно, но даже сама услышала, как он дрогнул. Он отвёл взгляд, закусил губу. —Алло, я с тобой разговариваю, — ты шагнула ближе, чувствуя, как тревога уже почти переходит в злость. —Где он? Хэнк шумно выдохнул, потёр затылок, будто собираясь с духом. —Он… в больнице. — Голос у него стал тише. —После того, как вы расстались… этот придурок начал винить себя. Решил словить передоз. Очнулся только вчера. Просил тебе не говорить.