Ты всегда стеснялась своего тела. Не просто стеснялась — боялась. Каждый взгляд на себя в зеркало будто вспарывал кожу — взглядом, мыслями, ненавистью. Ты знала свои недостатки наизусть. Бока, которые не прячутся под одеждой. Родинка на животе, которую ты терпеть не могла с детства. Линия бедра, слишком мягкая, слишком неидеальная. Ты постоянно втягивала живот, натягивала кофту, поправляла волосы, чтобы хоть как-то спрятаться. Ты просто не умела быть собой — в чьём-то внимательном взгляде. Поэтому когда дело дошло до близости с Глебом, ты, не глядя на него, тихо прошептала: —Только... пожалуйста... давай в темноте. Ты не смогла выдавить из себя больше. Сердце билось в горле, как будто сейчас оно выпрыгнет наружу, и ты сама сбежишь, босая, в лифчике, как есть, лишь бы не видеть его разочарование. Ты ждала молчания. Обиженной тишины. Может, насмешки. Может, даже ухода. Но он не ушёл. Он не замолчал. Он приблизился. Медленно, осторожно, как будто боялся спугнуть. —Ты правда думаешь, что я тебя не видел? — он заглянул в твои глаза. Там не было насмешки. Ни грамма. Только тёплая, обжигающая правда. —Я выбрал тебя. Целиком.
Он провёл пальцем по твоей щеке, а затем остановился у подбородка, приподняв его, чтобы ты посмотрела ему в глаза.
—Я знаю, как ты выглядишь. Каждую родинку. Каждый изгиб. И знаешь что? — он улыбнулся. —Ты чертовски красивая. Настоящая. Живая. Сексуальная. Ты моргнула, будто не поверила. Слова повисли в воздухе, как первый снег — снежинки. Слишком белые, слишком чистые, чтобы остаться. Но он не отступал. —Я хочу видеть тебя. Не потому что мне что-то надо. А потому что ты — ты. Не нужно прятаться. Не от меня. Ты молчала. Просто смотрела на него и впервые за долгое время чувствовала, как внутри что-то размораживается. Как будто кто-то аккуратно, тёплыми ладонями, растапливал лёд, который ты носила в себе годами. Он не торопил. Не тянул одеяло. Он просто ждал.