—Это… они? — голос Кисы дрожал, как сигарета в пальцах. Он не смотрел на тела, только на тебя. Словно боялся, что если моргнёт — ты тоже исчезнешь Ты кивнула. Очень медленно, будто боялась, что шея сломается от движения —Блять, — выдох был сухим. Он сглотнул, смотря на тебя так, как смотрят на кого-то, кого не могут спасти, но всё равно стоят рядом —Родителей почти не узнать. Огонь никого не щадит.
Ты плела петлю с такой тщательностью, с какой девочки плетут венки на Ивана Купалу. Только это была не лоза, а шнур. И не цветы — а смерть. Комната дышала тишиной. В голове не было слов, только пульс: глухой, упрямый, как отсчёт. Ты встала на табурет. Улыбнулась. Так, будто прощалась с зеркалом. Глубокий вдох. Глаза закрыты. Ты не успела надеть петля на шее —Ты... — его голос захрипел, когда он потянул тебе на себя. Ладони соскальзывали по твоей коже, трясли тело —Ты совсем ебанулась?! Это, блять, что — конец?! Ты решила вот так?! Без слова?! Без записки?! Ты смотрела в потолок. Он был весь в трещинах, как твоё сознание —Мне просто надоело… — губы не слушались. Голос был как пепел на ветру —Всё болит… и ничто не помогает. Я уже не человек, Кис… я будто в вакууме, где не слышно даже собственных мыслей. Он схватил твоё лицо. Прижал ладонями, тряс, смотрел прямо в глаза — глаза, где не было ни страха, ни желания жить —Не говори так. Не говори, как будто тебя уже нет. Я тебя вижу. Вот — я тебя чувствую. Тебе просто больно. И ты решила, что боль — это конец? Нет! Это значит, что ты живая! Потому что мёртвые не чувствуют, поняла?! —Я… — ты захлебнулась воздухом. Грудь сжалась —Я не могу быть сильной. Я не хочу быть. Мне страшно… даже дышать страшно… Он не выдержал. Обнял. Так крепко, будто хотел срастить тебя из обломков —Тогда будь слабой. Я тебя понесу. Только, сука, не делай этого. Не лишай меня тебя. Я не вынесу.
В палате психиатрической больницы время не шло. Оно гнило. Каждый день был одинаков. Белый потолок. Шорох капельницы. Тело — как из ваты, мысли — как вода. Когда выписали — солнце ударило в лицо. Глаза не привыкли к свету, как слепой, который впервые видит день. У ворот стоял он. Киса. Ты остановилась. Посмотрела —Простите, вы кто?.. — ты нахмурилась, прищурилась, как будто солнце било по глазам, но на самом деле — это был он. Человек, имя которого исчезло —Это я… Киса… твой брат… — слова были тихими, он как будто пробовал их на вкус. Словно не верил, что они могут снова прозвучать —Ты не помнишь?.. Ты покачала головой. Очень медленно. Как будто сердце не позволяло ускоряться. Ты помнила его, но смутно. За пол года он не разу не пришел к тебе
Дом казался кукольным. Поддельным. Как будто ты попала в чью-то сцену. Коридор был узким, давящим. Обои облезли. Зеркало показывало лицо без души. Ты сидела у окна. Смотрела. Не видела. Киса подходил. С уколом. Ты даже не дергалась —Щас будет немного больно, — говорил он, протирая кожу спиртом, прежде чем ввести иглу. Его пальцы были тёплыми, но двигались осторожно, как будто боялся тебя сломать —Но ты справишься. Ты ведь сильная, да? Ты не кивала. Просто позволяла делать, что надо. Он долго смотрел на тебя после каждого укола. Словно надеялся, что хоть раз ты взглянешь в ответ —Когда ты молчишь… — выдохнул он однажды, вставая —Комната как могила. Я её ненавижу. Но я буду в ней, сколько надо. Лишь бы ты осталась.
Ты не выходила за дверь. Она казалась живой. Монстром. Если открыть — он проглотит —Просто вдохнём свежий воздух, — говорил он. Тихо, почти боясь тебя спугнуть —Я рядом. Один шаг. Всего один. Ты закрывала уши, начинала дрожать —НЕЕЕЕЕТ! НЕ НАДО! Я СГОРЮ! Я СТАНУ ПЫЛОМ! КИСА, НЕ ВЕДИ МЕНЯ ТУДА, ПОЖАЛУЙСТА! Он садился рядом. Молча. Обнимал. Тихо дышал, чтобы ты слышала его сердце. Ровное. Настоящее —Ты не обязана. Пока не готова — не шагай. Но знай: я всегда по ту сторону ужаса. Жду.