На базе было тихо. Только тусклый свет из старого потолочного светильника освещал пыльные стены и старую мебель. Воздух пах табаком и чем-то металлическим, будто ржавчиной, а где-то в углу потрескивала колонка, выплёвывая обрывки музыки.

Ты устроилась на старом, продавленном диване — пружины неприятно упирались в спину, но менять положение не хотелось. Было слишком хорошо наблюдать за ним.

Киса стоял у груши. На его руках играли мышцы, движения были резкими, злые. Каждый удар звучал, будто гулкое эхо по пустому залу. Ты поймала себя на мысли, что он будто срывается на этом беззащитном мешке, выплёскивает всю злость, что копил внутри.

—Это я твоих ухажеров так, — бросил он, не оборачиваясь, с усмешкой.

Ты приподнялась, поджав под себя ноги, и перевела на него взгляд.

—А ты мой ухажер? — спросила ты, чуть склонив голову. Улыбка сама появилась на губах, мягкая, игривая, но внутри от его слов сердце ударилось о рёбра сильнее.

Киса остановился. Резко повернулся к тебе, бросил перчатки на пол и прищурился.

—Правильный вопрос, — его голос прозвучал низко, с намёком на насмешку, но глаза блеснули чем-то опасным.

Он поднял руку и сделал жест пальцем — короткий, уверенный, будто подзывая собаку, и уголок его губ дрогнул.

—Подойди-ка сюда… будущая моя, — сказал он тихо, но так, что слова будто пронзили воздух между вами.

Ты почувствовала, как по коже пробежали мурашки. В груди стало тесно, а ладони предательски вспотели.

—С чего ты так уверен? — твой голос прозвучал мягче, чем хотелось. Ты пыталась скрыть волнение, но чувствовала, что он замечает каждую твою реакцию.

Киса наклонил голову, усмехнулся, и эта усмешка была больше похожа на вызов. Он не спешил, но каждый его шаг в твою сторону отдавался в груди сильнее любого удара по груше.

—Потому что я всегда беру то, что хочу, — произнёс он и остановился прямо перед тобой, заглядывая в глаза так близко, что ты чувствовала его дыхание.