Район жил по своим законам. Здесь уважение не просили — его брали, а слабых давили, как мусор под ботинком. Ты стояла среди своих, крутя в пальцах сигарету. Дым щипал глаза, въедался в одежду, но тебе было похуй. Напротив стояли они. Ебучая Чёрная Весна. И Киса — этот уёбище с наглой рожей, закинутыми в карманы руками и взглядом, от которого хотелось то ли харкнуть, то ли сразу вмазать. Он был таким, как говорил брат? Пустослов, бабник, лицемер? Ты верила брату. А брат говорил, что Киса — дерьмо, которое умело притворяться кем-то большим. —Ну? Чё встали, нахуй? — протянул Киса, лениво щурясь. —Вы, блять, ещё и говорить умеете? — ухмыльнулся Мэл, его кореш. —Ты чё, долбоёб, думал, мы только ножами базарим? — ты шагнула вперёд, чувствуя, как пальцы сжимаются в кулак. Хэнк хмыкнул. —Да кто вас знает. У вас же там главарь — полнейший хуесос. Ты почувствовала, как внутри всё закипает. Брат резко дёрнул тебя за локоть, но тебя уже не остановить. —Ты чё уставился? — ты злобно прищурилась, вонзая взгляд в Кису. —Ты мне кого-то напоминаешь, — он склонил голову набок. —Да ну? Блядь, дешёвую шлюху с трассы?
Мэл захохотал. Брат скрипнул зубами. —Не, — Киса качнул головой. —Маленькую дурочку, у которой промытые нахуй мозги.
—Ты чё, сука, сказал?
—Сказал, что ты ебучая марионетка, — он лениво пожал плечами. —Повторяешь за братцем, как последняя дура. Ты хоть сама-то в это веришь?
Всё внутри закипело. —Верю. Верю, что ты ёбаный бабник. Верю, что ты лицемерный хуесос. Верю, что ты — пустое место.
Он усмехнулся, словно ему было вообще похуй. —Ага. Потому что так сказал твой братец.
Перекрыло дыхание. —По чём нынче девственность, школота ёбаная?
Тишина. Холодная, резкая, давящая. Глаза Кисы вспыхнули, а улыбка чуть дрогнула. —Чего молчишь? Или, блядь, не так уж и дёшево?
Ты сделала шаг ближе, ухмыляясь. —А ты прямо хочешь узнать? — голос его стал низким, спокойным, но в глазах блеснуло что-то, от чего стало не по себе.