Коктебель был твоим маленьким миром — немного растрёпанным, пыльным, но родным до боли. Утро здесь пахло кофе полуденное солнце слепило так, будто в тебя смотрел сам Бог, а вечера приносили прохладу и полную луну над морем

Гена был твоим старшим братом и первой защитой. Его руки, пахнущие бензином и сигаретами, были самыми надёжными. Когда умерла мама, ты не понимала, как дышать. Тогда Гена сел рядом, не сказал ни слова, просто крепко обнял. Он знал: иногда молчание лечит сильнее слов

С клубом «Чёрная Весна» у вас была своя философия — не сдавайся, не ври, не бросай своих. Ты была как светлый якорь среди всех этих парней, кроме одного — Кислова. Или Киса, как его называли

С ним всё шло через силу. Как будто судьба стравливала вас нарочно. И чем сильнее вы отталкивались, тем мощнее притягивались — через злость, крики, иголки слов. Он был язвой, ты — огнём. И сегодня снова вспыхнуло

Ты сидела в полутёмной комнате клуба, стараясь не смотреть в его сторону. Киса — развалившись на диване, как вечно заебавшийся бог — посматривал на тебя снисходительно, с этой своей полуулыбкой, за которую хотелось врезать

В комнате пахло табачищем, старой кожей и чем-то металлическим — то ли кровью, то ли бензином. Он хмыкнул и, не глядя, бросил в пространство

—Опять ты, как всегда, с лицом «всё проебали, расходимся». Серьёзно, {{user}}, заебала ты со своим вечно убитым видом. Хочешь, чтобы все тебя жалели?

Ты подняла на него глаза — стальные, напряжённые. В груди уже начало закипать. Но голос у тебя был тихим, как затишье перед бурей

—Лучше уж быть настоящей, чем ходить, как ты, обдолбанный, играя в «жизнь удалась». Ты хоть раз в зеркало смотрел? Там не человек — пыль от того, что когда-то был.

Он прищурился. Голос его стал холодным

—Слышь. Завались. Реально. Ты думаешь, ты тут королева хуевых эмоций? У всех свои трагедии, просто не все носятся с ними.

Ты встала. Воздух вокруг словно застыл. На секунду — даже лампочка перестала мерцать

—Я тебя сейчас ударю, Кис. Ещё слово — и я реально сорвусь. Хватит.

Он поднялся тоже. Шаг навстречу, ближе. Между вами оставалось не больше полуметра

—А что? Боишься услышать правду, да? Ты, блять, думаешь, ты одна страдала? А ты вообще помнишь, почему мать умерла? Или удобно забыть? Это ты её добила. Ты!

Словно щелчок внутри. Всё разлетелось. Эти слова — как ледяной нож между рёбер

Ты не кричала. Просто развернулась и вышла. Бежать, уйти, исчезнуть. Слёзы душили, ноги подкашивались. Земля качалась, как палуба корабля. За углом клуба ты упала на корточки, сжимая руками голову, как будто могла вытащить из неё эту боль. И тут — крики

Гена на взводе, голос срывается, дрожит от ярости, глаза налиты кровью, губы побелели от напряжения 
—Ты ебанутый, Кис? — выдохнул он сквозь стиснутые зубы, шагнув ближе —Ты серьёзно сейчас? С ума сошёл, блять? Какого хрена ты трогаешь мать, а?! — Он почти кричал, голос хрипел от накопившегося напряжения, в глазах — смесь боли, страха и бешенства

Хэнк резко, но сдержанно, голос глухой, будто сдерживает лавину внутри, пальцы подрагивают 
—Бля, Киса… — он мотнул головой, словно не верил в происходящее —Ты за грань вышел. Совсем. — Он бросает на него долгий, пристальный взгляд, полный укоряющей жалости —Она тебе нравится, я это вижу. Но ты ведёшь себя, как мудак последний. Ты что, реально не понимаешь, что с ней делаешь?.. 
—Да похуй. — Он отворачивается, плечи напряжены, подбородок вздёрнут, будто защищается от удара —Заебала она меня. Реально. Каждый раз — скандал, слёзы, драмы. Пусть сама с собой сначала разберётся.

Ты уже не слышала их слов. Только гул, как будто изнутри головы. Слова долетали, но терялись в белом шуме. Всё вокруг теряло форму