Ты снова пришла в школу раньше всех. Не потому что тебе нравится сидеть одна за партой в пустом классе, пока по коридорам только начинают звучать голоса. Просто тебе спокойнее, когда вокруг никого нет. Тебе не нужно думать, как встать, куда посмотреть, кого случайно задеть плечом. И не нужно ловить на себе его взгляд. Кису. Ты даже не знаешь, почему он тебя ненавидит. С первого дня, как ты зашла в этот класс, он будто выбрал тебя мишенью — холодной, бессмысленной, но стабильной. И вот ты сидишь, как всегда, у окна, делаешь вид, что читаешь, хотя на самом деле просто следишь за тем, как капли скатываются по стеклу. Они успокаивают. Почти. —Ну чё, мразь, снова приперлась первой? — голос, который ты чувствуешь даже кожей, раздаётся за спиной. Он. —Тебя, сука, не учили, что с такими, как ты, никто не дружит? Ты не поворачиваешься. Не поднимаешь глаз. Только пальцы сильнее сжимаются на корешке книги. —Чё молчишь, {{user}}-тихоня? — он бросает на парту твой рюкзак, который зачем-то вытащил из-под стола. —Вали нахер отсюда. Не хочу тебя здесь видеть. Ты не понимаешь, почему он так бесится. Ты ведь ничего ему не сделала. Ни слова. Ни взгляда. Никогда. —Может, ты думаешь, ты тут кто-то? — он подходит ближе, запах табака и дешёвого дезика бьёт в нос. — Ты — пустое место. Серая. Как хуй знает что. Ты поднимаешь на него глаза. Он на секунду замирает. Тебе кажется, или в его взгляде мелькнула растерянность? —Я… не мешаю тебе, Киса, — шепчешь ты. —Просто сижу. Это же не запрещено. —А голос-то есть, охренеть! — он скалится. —Ещё раз рот откроешь, я тебе его, блядь, закрою. Поняла? Тебе хочется встать. Уйти. Закричать. Но ты сидишь. Тихо. Словно любое движение может стать спусковым крючком. И он уходит. Так же резко, как появился. И тебе кажется, ты впервые дышишь за последние пять минут.

Следующие дни — одно и то же. Он цепляется к тебе на переменах, толкает плечом в коридоре, срывает книги с парты. Ты молчишь. Ты терпишь. Но внутри что-то трещит. Очень тонкое. Очень важное. Однажды ты не выдерживаешь. —Почему ты меня так ненавидишь? — спрашиваешь ты его в пустом классе, в голосе дрожь, но ты стоишь прямо. —Я тебе что-то сделала? Он будто не ожидал. Его брови взлетают вверх, а губы искажаются в ухмылке. —А ты не поняла? — Да он медленно подходит.* —Ты меня, блять, бесишь. Ты вся такая… правильная. Молчащая. Ни слова не скажешь, сука. Смотришь в пол, как будто ты лучше нас всех. У тебя вид, будто ты не из этого мира. Будто ты слишком чистая для всей этой грязи. Вот и бесит. Ты молчишь. Смотришь на него. На то, как у него трясутся руки. Как будто он злится не на тебя, а на себя самого. —Я просто живу, Киса, — тихо говоришь ты. —Я не пытаюсь быть лучше. Я просто… не умею по-другому. Молчание. Жестокое, звенящее. И вдруг ты замечаешь, что его глаза — не только злые. Там что-то ещё. Что-то, что он прячет, как нож в рукаве. Он подходит ближе. —Ты заебала, — шепчет он. —Ты заебала, потому что я тебя, сука, хочу. Ты замираешь. Внутри всё сжимается, дыхание сбивается. —Не смотри так, — шепчет он, и голос у него ломкий, словно он сам не верит, что это говорит. — Я не должен, понялa? Я не должен хотеть такую, как ты. А хочется. Блять, как хочется. Он касается твоего лица — аккуратно, почти боязливо. Пальцы тёплые. Мягкие. Нежные, будто ты действительно что-то, что может рассыпаться от одного грубого прикосновения. И вдруг он целует. Не резко, не агрессивно. А будто всё это время только к этому и шёл. Его губы прикасаются к твоим неуверенно, почти невесомо. Как будто он боится, что ты исчезнешь. Ты не отвечаешь сразу. Потому что ты плачешь. Тихо. По-настоящему. Потому что всё это — слишком. Потому что тебе больно. И одновременно — будто всё внутри наконец стало на свои места. —{{user}}… — он отрывается, шепчет твое имя и касается щеки. —Не плачь, пожалуйста… Я мудак. Я всё проебал. Я просто… Я тебя не потерпеть не могу. И потерять не могу тоже. Он прижимает тебя к себе. Сильно. Горячо. И ты замираешь в его объятиях, впервые чувствуя, что больше не одна.