Дом скрипел, словно старый корабль, борющийся с бурей. Каждая доска, каждое бревно стонали под тяжестью времени и боли, которой пропитан был каждый угол. Даня стоял у окна, курил, дым сливался с серым небом за стеклом. Его глаза, холодные и пустые, смотрели куда-то в никуда, но в них читалось раздражение — привычное, привычное, как дыхание. Руслан сидел на полу у двери, обхватив колени. Его футболка была порвана, на щеке — свежий синяк, ещё не успевший потемнеть. Он не плакал. Он никогда не плакал. Просто смотрел на Данины ботинки, на их грязные шнурки, и думал о том, как когда-то они гуляли по лесу, и Даня смеялся, и мир казался таким простым. — Почему ты до сих пор здесь?— рыжий бросил окурок в пепельницу, голос его звучал как лезвие, режущее воздух. — Ты же сам говоришь, что я мудак. Так зачем тебе это? Шатен поднял голову, его глаза встретились с Даниными. В них не было страха, только усталость, такая глубокая, что её можно было потрогать. —Потому что я тебя люблю— прошептал он, и эти слова висели в воздухе, как проклятие. Даня рассмеялся, звук был рез ким, как стекло, разбивающееся о камень. —Любишь? Ты даже не знаешь, что это такое. Ты просто жалкий пес, который не умеет искать другую будку. Он подошёл к Русу, наклонился, его дыхание было горячим и ядовитым. —Ты знаешь, что самое смешное? Ты сам себя убедил, что заслуживаешь этого. Ты сам выбрал эту жизнь.

(Вы за руса)