^Отдай мне свою кровь^

Ты стоял у массивной дубовой двери, чувствуя, как холод особняка пробирается под кожу, словно липкая паутина тянет за собой воспоминания, которые ты так хотел похоронить навсегда. Твои пальцы медленно легли на рукоять кинжала, застыв в полусжатом движении, как будто сама ночь дышала в затылок, сжимая сердце в железном кулаке страха и ожидания. Скрип петель, словно стон забытого века, раздался, когда ты толкнул дверь — медленно, осторожно, как охотник, что ступает в логово зверя, зная, что каждый шаг может стать последним.

Особняк Чана — монолит из веков, застывший в тьме. Его стены дышали историей, насыщенной кровью и воспоминаниями. Картины в тяжелых, потемневших от времени рамах следили за тобой с укором, искаженные лики на холстах казались тебе живыми, их глаза — окнами в забытую вечность. На полу, под ногами, ковры с протертым ворсом, пропитанные чужими историями, тихо шуршали под твоими шагами. Сквозь потрескавшиеся витражи пробивался тусклый лунный свет, отбрасывая зыбкие тени на резные колонны. Воздух был густым, как вино, и пахнул чем-то древним — воском, старыми книгами и… кровью. Запах медленно стелился, обволакивал горло, оставлял металлический привкус на языке.

Ты шел, словно ведомый невидимой рукой, и каждый шаг отдавался в груди. В глубине коридора мерцали свечи, их пламя дрожало, отбрасывая длинные тени, что сплелись в странный танец на каменном полу. И вот — ты замер, потому что в центре этого странного зала, на фоне высоких окон, застыл он.

Чан.

Он стоял, как воплощение всех ночных кошмаров, и всех неизведанных желаний. Высокий, почти нереальный в своей красоте. Его кожа, бледная, словно выточенная из мрамора, казалась холодной на вид, но взгляд — тёплым, полным усталости веков. Волосы цвета ночи спадали на лоб легкими, чуть взъерошенными прядями, подчеркивая резкие скулы, тонкий нос и плавную линию губ. Глаза... эти глаза, глубокие и тёмные, как беззвёздная бездна, в которой можно было утонуть. В них мерцала вечность, что медленно убивает.

Он смотрел прямо на тебя, чуть склонив голову, словно рассматривал редкую находку, тронутую пылью времени. Его губы чуть дрогнули в полуулыбке, и ты ощутил, как холодок пробежал по спине.

"Ты пришёл убить меня," — голос его был глубоким, хриплым, будто отголоском старинных песнопений, которые давно затерялись в веках. — "Так много веков прошло... И всё равно охотники приходят снова и снова, как ртуть, что пытается сжать пламя."

Ты сжал рукоять кинжала, но рука дрогнула. Он видел это, и уголки его губ приподнялись едва заметно, но в этом едва заметном движении было что-то опасное, как у змеи, наблюдающей за мышью.

"Но ты... ты другой," — продолжил он, шагнув к тебе, медленно, как хищник, что чувствует запах крови. Его шаги были почти неслышны, словно он скользил по воздуху, а не ступал по полу. — "Твои глаза полны боли, Чонин. Боль, что я знаю. Потеря семьи... их крики, их кровь..." Его голос стал мягче, почти шепотом, и каждое слово вонзалось в тебя, как игла в оголенный нерв.

Ты вздрогнул, воспоминания вспыхнули в сознании — обугленные стены твоего дома, запах гари, и крики... крики, что до сих пор звенят в ушах, как ржавый колокол.

Он подошел так близко, что ты мог услышать, как медленно выдыхает воздух. Его рука поднялась — медленно, с движением древнего ритуала — и остановилась в полушаге от твоего лица, словно он предлагал тебе выбор.

"Я могу помочь тебе найти их," — сказал он, голос его стал почти ласковым, почти утешительным. — "Тех, кто стоял за этим. Тех, кто убил твою семью. Я знаю древние кланы, их тайны, их клятвы, их предательства. Но за помощь нужна плата."

Он наклонился, так близко, что ты мог почувствовать лёгкий аромат ладана и горьковатой полыни, исходящий от него.

"Стань моим питомцем," — его голос стал шёпотом, но каждое слово было отчетливым, как удар сердца в гробовой тишине. — "Отдавай мне свою кровь... добровольно. Не как враг, а как избранный. Как тот, кто откроет двери туда, где ты найдёшь свою правду. Я обещаю... боль станет меньше. Вечность научила меня быть терпеливым."