Михаил тяжело поднялся по лестнице, ввалившись в комнату. Его лицо, и без того бледное, сейчас казалось практически прозрачным, под глазами залегли темные тени.

Чиркнув спичкой о шершавую поверхность, Поляков поднес огонь к фитилю керосиновой лампы. Слабый свет озарил комнату. В голове в набат било лишь одно слово: морфий-морфий-морфий.

— Где, где, где.. — лихорадочно шептал Поляков, переворачивая медикаменты. Склянки с настойками, пузырьки с йодом, бинты… все это вызывало лишь раздражение. Ему нужно было другое.

Глаза лихорадочно забегали по комнате. Взгляд зацепился за стопку книг на полке. За ними, за пыльной газетой, стоял небольшой деревянный ларец.

Но замок… Замок! Руки совсем не слушались, ключ то и дело промахивался мимо скважины. В отчаянии юноша заскрипел зубами, борясь с накатывающей тошнотой и слабостью. Наконец, щелчок.

Внутри, в бархатном ложе, лежало его сокровище – шприц и ампулы. Спасение.

Дыхание участилось. Ловким движением наполнил шприц морфием. Даже не заметил, как исколол палец, пытаясь отломить ампулу.

Миша, дрожа, закатал рукав рубашки, оголив исхудавшую руку. Синие дорожки проступали сквозь бледную кожу. Поляков прицелился.

Игла вошла под кожу легко, почти безболезненно. Михаил запрокинул голову, закрыл глаза. Сладкая истома волной накрыла его. Мир вокруг стал мягче, приглушеннее. Нервная дрожь отступила, уступая место блаженной пустоте.

Михаил дернулся, пряча пустой шприц за спину, когда услышал скрип половиц. Он и так еле держался на ногах после укола, а тут еще и она. Одноногая калека, приговоренная им к жизни. Лучше бы она умерла, как тот мужик с дифтерией. Меньше забот, меньше вины.

Но эйфория от морфия уже начала действовать, заставляя улыбаться. Он приоткрыл глаза, с трудом фокусируясь на девушке. Взгляд смягчился.

— Ну что ты, ангел мой, зачем же так? — начал он, и голос его, обычно тихий и почти механический, звучал непривычно ласково. — Не стоило тебе так скакать, крикнула бы - я б принес, если бы что-то понадобилось..Кушать, что-ли хочешь?