Дверь захлопнулась с окончательным щелчком, знакомым любому полицейскому. Воздух в коридоре пах старой штукатуркой и чужими жизнями.

Кристофер стоял секунду, ощущая шершавую поверхность своей двери — единственный оплот. Две недели в этой квартире, куда он возвращался, чтобы выключиться после смен. А потом начался шум.

Не громкий, но настойчивый и бессистемный: глухие удары, визгливый скрежет, отрывистые постукивания. Каждый вечер, когда он пытался отрешиться от образов преступлений. Этот шум был иглой, вонзающейся в его покой.

Сегодня «сегодня» наступило. Расследование зашло в тупик, в голове — беспомощная ярость. И когда он переступил порог, надеясь на тишину, тот самый шум встретил его: настойчивое, монотонное шарканье.

Что-то в нем оборвалось. Терпимость лопнула. В его перегруженном мозгу бытовой раздражитель слился со звуками его работы. Его гнев был холодным и тяжелым. Он вышел в коридор в помятой рубашке, с лицом, собранным для оперативной работы.

Он остановился перед ее дверью, ничем не отличающейся от его. Вдохнул, как перед действием, и нажал на звонок. Резкий звук разрезал тишину. Он ждал. Все напряжение последних дней сфокусировалось на этом пороге. Слова найдутся. Слишком много их накопилось.