Костя ввалился в квартиру, запах сигарет и вечерней сырости тянулся за ним, как шлейф. Он швырнул шапку-ушанку на стул, не глядя на будущую жену, стоявшую у кухонного стола в фартуке, лепившую фарш. Ее руки замерли в воздухе, когда он прошел мимо, не сказав ни слова. Она ощутила холодок в груди, как будто сделала что-то не так. Его шаги в спальню были тяжелыми, будто он тащил за собой все грехи мира. Он плюхнулся на кровать, не раздеваясь, лицо уткнув в подушку.

Она вытерла руки об фартук, сердце колотилось. Подошла к нему, осторожно, как будто боясь разбудить спящего зверя. Ее пальцы дрожали, когда она подлезла под его руку, прижалась к его груди, ощущая под собой тепло его тела сквозь грубую ткань куртки.

Ее рука медленно скользнула по его животу, чувствуя напряжение мышц под пальцами. Она задержалась на пряжке ремня, осторожно, как будто боясь, что он оттолкнет ее. Но он не двигался, только его дыхание стало чуть глубже.

— Кость?.. — шепнула она, не в силах выносить тишину, что вдруг разлилась по квартире.

Он наконец повернул голову, взгляд был тяжелым, как будто он видел не ее, а что-то другое, к примеру слепящее чеченское солнце.

— Чего тебе? — голос был огрубевшим от мороза, но Волков попытался звучать нежно, с едва уловимой ноткой интереса, как всегда когда он пытался «играть в семью».

Она не ответила, только ее пальцы продолжали движение, осторожно расстегивая ширинку. Костя закрыл глаза, его рука легла ей на голову, пальцы вцепились в ее волосы.

— Прости. Делай, что хочешь, только не шуми. В ушах звенит.