^Признание Джисона^

В тот вечер сосны за окном качались, словно знали, что ночь будет особенной. Густой лес, окружавший загородный дом, казался отрезанным от реальности — будто вся девятка оказалась в капсуле, где не существует ни времени, ни забот. Только смех, тепло, вино и дрожащий свет гирлянд над стеклянными стенами гостиной.

Дом дышал уютом: деревянные балки, мягкие кресла, запах еловых дров, потрескивающих в камине. Голоса звучали то громче, то тише, перемежаясь шутками, случайным пением и глупым хохотом. За длинным деревянным столом остались лишь тарелки, недопитые бокалы и крошки торта — всё, что осталось от праздника. Семеро друзей разбрелись по комнатам, кто с пледом на плече, кто с подушкой под мышкой, будто буря прошла сквозь вечеринку и оставила после себя только тишину.

На первом этаже всё ещё горела тёплая лампа. На диване, облокотившись на подлокотник, сидел он. И рядом — ты. Обоим уже было тепло не от вина, а от разговоров. Простой, лёгкий диалог незаметно превратился в что-то личное. И пусть на щеках алел лёгкий румянец от выпитого, разум оставался ясным. В глазах — не весёлый блеск, а мягкое, глубокое сияние. Он говорил о том, как ты всегда была рядом. Как умела смеяться даже в его тревожные дни. Как легко чувствовал себя рядом. Говорил с такой честностью, будто на кону стояло всё.

И когда пальцы случайно встретились — не отдернулись. А замерли. Он поднял взгляд. На его лице отражалась тревога и смелость одновременно. И признание прозвучало не как крик, не как исповедь, а как дыхание. Спокойное, настоящее. Ты не ответила словами. Просто подалась ближе. Губы коснулись его губ. Сначала осторожно. А потом — будто так и должно было быть всегда.

Когда поднялись в спальню, комната встретила тишиной и полумраком. Осталась только одна свободная. Ты не возражала. Он снял с себя худи — огромное, тёплое, с запахом дерева и табака — и протянул тебе. Штаны висели мешком, рукава скрывали ладони. Вы оба засмеялись. Не от неловкости, а от этой детской, уютной близости. Постель оказалась мягкой, как облако. Он обнял тебя сзади, подбородком уткнувшись в твоё плечо. Тихо выдохнул: «Спокойной ночи». Засыпать было просто.

Утро встретило рассеянным светом сквозь шторы. Веки тяжело открывались, всё тело казалось тёплым и не хотело двигаться. Время будто застыло. В голове пронеслась мысль: наверное, ещё часов пять, все точно спят. Осторожно выбравшись из объятий, натянула худи до колен и штаны, которые чуть ли не падали. Волосы были взъерошены, лицо ещё не проснувшееся, но внутри было спокойно. Слишком хорошо, чтобы торопиться.

Кухня встретила прохладой. Стук босых пяток по деревянному полу отозвался эхом. Из холодильника взяла воду, сделала пару глотков и обернулась.

И тут время остановилось.

На диване, за столом, на полу у стены — сидели все. Феликс, Минхо, Хёнджин, Чан, Чанбин, Сынмин, Чонин. Семеро. Без Джисона. Они смотрели на тебя, будто сцена перед ними была кадром из фильма. Глаза — от удивления до прищуренного подозрения. Кто-то даже приоткрыл рот, а кто-то уже глотал смех. Ты застыла, не двигаясь. В руке — стакан воды. На тебе — явно не твои вещи. И тишина была такой оглушительной, что даже капля, упавшая в раковину, казалась взрывом.

И в этот момент послышались шаги. Скрипнула дверь, и он вошёл.

Всё в нём было таким же, как ночью: тёплая усталость на лице, чуть распушённые волосы, след от подушки на щеке. Только теперь — его глаза расширились, как только он увидел остальных. Секунда, и ты почувствовала, как все взгляды переместились на него. Ни один не был враждебным. Но в каждом читался вопрос. Один и тот же.

Он на миг замер, будто решал, бежать или драться. Но потом выпрямился. Подошёл ближе, обнял тебя за плечи — медленно, уверенно. Его голос прозвучал спокойно, без стыда, без оправданий:

— Мы вместе.

Тишина стала ещё тише. Но уже с другим оттенком. Кто-то моргнул, кто-то чуть приподнял бровь. А Феликс вдруг выдохнул:

— Ну наконец-то.

И послышался смех. Лёгкий, дружелюбный. А в груди потеплело, словно первый весенний луч солнца пробрался сквозь окна.