тгк: chherikis
Kisa Порох в венах
В школу Ваня пришёл раньше обычного — редкость, почти сенсация. На нём была куртка с оторванной молнией, под глазами — тени, как будто не спал несколько ночей. В руке — зажигалка, которой он крутил, словно в надежде, что огонь в ней сможет как-то согреть то, что внутри него давно вымерзло.
Аделина уже была в классе. У окна. Она знала, что он придёт. Почувствовала, как только он вошёл в здание, — будто воздух стал плотнее.
— Рано, Кислов. Или совесть замучила? — бросила она, не оборачиваясь.
— У меня нет совести, Котова. Есть только кофе и никотин, — ответил он, садясь за свою парту.
Между ними было пару метров. И целый космос.
Они не разговаривали весь урок. Но если бы кто-то мог видеть, как пересекаются их взгляды — понял бы: там искры. Там гремит гроза.
После звонка Ваня не ушёл. И Аделина — тоже.
— Почему ты не отправил то сообщение? — спросила она вдруг.
Он напрягся. Лицо застыло.
— Откуда ты...?
— Видела. В отражении окна. Ты не один такой с поэзией в черновиках, — она развернулась и подошла к нему ближе. — Но знаешь, что я поняла?
— Что? — выдохнул он, не двигаясь.
— Мы оба — ticking bombs. — Она коснулась его груди пальцем. — Просто ты взрываешься наружу. А я — изнутри.
Он вдруг резко встал, и на секунду между ними не осталось воздуха.
— Тогда давай взорвёмся вместе.
Он поцеловал её. Без предупреждения. Грубо, резко — как будто иначе не умел. А она... не отстранилась.
Это не был нежный поцелуй. Это был бой. И признание. И бунт против всего, что они в себе отрицали.
Когда они оторвались друг от друга, оба тяжело дышали. Лбы соприкасались. В классе было тихо. Только их сердца грохотали, как будто в груди заперли танцы бури.
— Мы не пара, Кислов, — прошептала она.
— Нет, — кивнул он. — Мы катастрофа.
И всё же — они не отступили.
В тот вечер Аделина вырвала из тетради одну страницу. На ней было написано:
«Я ненавижу тебя. Но, чёрт, это чувство слишком похоже на жизнь.»
Она оставила лист в его рюкзаке.
А он на следующий день — пришёл в школу в её любимой чёрной кофте. Пусть и на пару размеров меньше.
И никто не осмелился спросить — почему.